Жозеф Рони-старший - Вамирэх

Охотник усмехнулся; его забавляло, что животное не умело рассчитывать своего бегства; но он спрятался еще глубже, потому что оба врага направлялись почти прямо на него. Обремененный ношей и утомленный напрасными усилиями скрыться от преследователя, лев уступал в быстроте чудовищу. Положение охотника становилось опасным. Он оглядел местность: до ближайшего тополя было не меньше двухсот локтей; кроме того, пещерный лев (так звалось чудовище) умел лазить по деревьям; до скалы пещерных обитателей расстояние было вдесятеро больше. Охотник предпочел дожидаться развязки на месте.

Колебание его было непродолжительно. Через несколько секунд животные уже были около кустов, за которыми он скрывался. Увидя, что дальнейшее бегство бесполезно, лев бросил оленя и стал ждать. Эта обстановка, это затишье напоминало недавнюю минуту, когда добыча была еще в когтях леопарда. Кругом все было тихо; наступал час, возвещающий рассвет, час, когда ночные животные удаляются на покой, а дневные начинают пробуждаться.

Стоял предрассветный полумрак; вершины деревьев утопали в бледной мгле; трава трепетала каждым листиком под легким дуновением западного ветра; повсюду было смутно, неопределенно, как будто нечто таилось во всей природе — в лесу, и в заводях, и в шелковистых тучках, тянувшихся по небу.

С вышины на землю смотрели звездные светильники, уже начинавшие угасать.

На возвышении в лучах месяца выделялась фигура пещерного чудовища с высоким горделивым профилем, с гривой, ниспадающей на пятнистую шкуру, с плоским лбом и выдающимися челюстями. Ниже виднелся лев, запыхавшийся, с часто поднимающейся грудью, с тяжелой лапой на олене; он чувствовал нерешительность перед колоссом, как недавно леопард перед ним; ужас и злоба светились в его зрачках. В полумраке, участвуя душой в этой драме, прятался человек.

Раздалось глухое рычание; чудовище, тряхнув гривой, стало спускаться с возвышения. Лев отступил, оскалив зубы, и на минуту бросил добычу; но вдруг, с отчаянием, с чувством оскорбленной гордости, он вернулся с рычанием еще более громким и опять вцепился в оленя. Это было знаком принятия вызова. Несмотря на свою необычайную силу, гигант не отозвался тотчас же. Неподвижно, весь сжавшись, он рассматривал льва, оценивая его силу и ловкость. Лев, с гордостью своей породы, стоял выпрямившись: ветер раздувал его гриву.

Нападающий зарычал еще раз, лев громогласно откликнулся… и противники очутились на расстоянии одного прыжка.

— Ло! Ло! — прошептал охотник.

Пещерный лев перескочил это пространство и поднял громадную лапу; она встретилась с когтями врага. Несколько мгновений рыжие и пятнистые лапы оставались поднятыми одна против другой в последнем ожидании. Потом последовало нападение; челюсти врагов сцепились, гривы смешались, послышалось яростное рычание, показалась кровь… Сперва отступил лев под жестким натиском. Но он оправился, поперечным прыжком напал на врага сбоку, и борьба приняла нерешительный характер, так как нападение пещерника было отражено…

Но вот ужасный удар свалил льва на землю, и пещерник, мгновенно насев на него, принялся раздирать ему внутренности. Лев был побежден. Далеко по окрестности разносилось эхо его предсмертных рычаний, все более и более хриплых, более слабых, переходящих во вздохи, в стоны. Наконец затихли и они…

Пещерник, не уверенный в смерти противника, продолжал терзать его труп. Наконец, успокоенный, он отбросил льва презрительным толчком и, хотя его плечи и грудь были покрыты широкими ранами, громким рычанием возвестил победу свою и новый вызов врагам; которые могли еще таиться в полумраке… День нарождался: серебристая полоска пробивалась внизу горизонта, луна бледнела, точно испаряясь. Облизав свои раны, пещерник почувствовал голод и направился к отвоеванному трупу оленя. Он был утомлен, логовище его было далеко, и он искал убежища в тени, где мог бы спокойно насытиться. Близость кустов, за которыми скрывался охотник, привлекала его внимание, и он решил унести туда свою добычу.

Очарованный величием битвы, человек все еще любовался победителем, когда вдруг заметил, что тот направляется прямо на него. Дрожь физического страха пробежала по его телу, но он не потерял присутствие духа. Он думал, что после битвы чудовище, нуждаясь в покое и подкреплении, не потревожит человека в его убежище. Но он далеко не был уверен в этом; ему вспомнились рассказы стариков в досужие вечера о ненависти огромного хищника к человеку. Обреченный на постепенное вымирание, он как бы инстинктом чувствовал, кто был виновником исчезновения его рода, и каждый раз, когда встречался с человеком с глазу на глаз, вымещал на нем свою злобу.

Эти воспоминания проносились в голове охотника — он соображал, оставаться ли в случае нападения в своем приюте или выйти на открытую луговину. Правда, кусты ослабляли наступление, но зато на равнине легче действовать дротиком и палицей. Ему недолго пришлось колебаться: пещерник уже раздвигал ветви кустарника. Тогда охотник, разом приняв решение, выскочил из-за кустов под прямым углом к отверстию, через которое направлялось чудовище. Услышав шум раздвигаемых ветвей, животное встревожилось, обошло кустарник, увидело человеческую фигуру и зарычало. При этой угрозе вся нерешительность охотника исчезла: он поднял копье, напряг мышцы и прицелился. Оружие заколебалось и впилось в горло хищника.

— Эо! эо! — крикнул охотник, потрясая высоко поднятой палицей.

Крепкий, красивый, могучий герой эпохи неустанной борьбы замер в ожидании со светящимся взглядом. Пещерный лев приближался, съежившись, и вдруг сделал прыжок. Человек с удивительной ловкостью отклонился в сторону и пропустил мимо себя чудовище: в следующую минуту, когда животное повернулось к нему, он сам перешел в наступление, и его палица опустилась, как гигантский молот; хребет зверя затрещал. Раздался короткий, сдавленный рев и шум падения; затем наступило безмолвие, и человек повторил воинственный, победный крик:

— Эо! Эо!

Но он все еще держался настороже, боясь нового нападения, и разглядывал зверя, его большие, широко раскрытые глаза, его когти длиной в пол-локтя, гигантские мышцы, разинутую пасть, окрашенную кровью льва и оленя, все его могучее тело со светлым брюхом и черной с желтыми пятнами спиной… Страшный пещерник лежал мертвый; ему уже не придется больше наполнять ужасом ночной мрак! Человек ощущал в душе чувство блаженства: его волновала сладкая гордость; он точно вырос в собственных глазах. Радостный и возбужденный, смотрел он, как на востоке яркими красками разгоралась утренняя заря.

Первые пурпурные полосы показались на горизонте, и повеял утренний ветерок. Дневные животные одно за другим начали просыпаться; птицы, обращаясь к востоку, воспевали свою радость. Укутанная в легкую дымку тумана, река сперва казалась тусклой, как олово; но туман быстро рассеялся, и на зеркальной поверхности ее уже отражались разноцветные облака, и заиграл целый мир красок и форм. Вершины больших тополей и крошечные стебельки травы затрепетали, охваченные той же волной жизни. Над дальним лесом появилось светило — лучи его разлились по долине, перерезываемые тонкими бесконечными тенями деревьев. И человек простер руки в смутном восторге. Он еще не умел молиться, но уже сознавал могущество солнечных лучей и скоротечность своего собственного существования. Потом он засмеялся и опять испустил торжественный крик: