Валерий Елманов - Иоанн Мучитель

Стоявший сзади дюжий силач Курбан, повинуясь приказу, ловко запрокинул голову виновника и ловко полоснул по горлу кривым острым ножом.

— Отнести тела к воротам, — немного подумав, приказал Конкар-ага. — Храбрый батыр должен умереть в почете, — и сокрушенно вздохнул, осуждающе покосившись в сторону валявшегося в траве с располосованным горлом. — Ах, какую бабу загубил, дурень!

— Их обоих вороги прямо перед Хуптой настигли, — кратко добавил воевода — рассказывать более подробно было тоскливо и совершенно не хотелось.

— Не понял я — порубили? Али в полон пояли? — нахмурился Ляпунов.

— Такого поди возьми в полон, — невесело усмехнулся Мураш и вздохнул: — Откуда токмо силы взялись. Первого, кто налетел, с седла свалил, да как учал сабелькой отнятой помахивать, впору тебе самому.

— Ну уж, — усомнился Прокофий.

— Вот те и ну, — передразнил его воевода, которому за возраст и ум дозволялись и не такие вольности. — Еще не известно, кто кого одолел бы, ежели вас напротив друг дружки поставить.

— Ишь ты, — подивился Прокофий. — Вот уж не подумал бы, что он к сабельному бою свычный.

— Да я и сам зенки вытаращил, — простодушно заметил Мураш. — Все, кто со стен смотрел, только ахали. Три петли с себя ссек, прямо на лету их срубал, ну а потом и его черед пришел. Но бабу свою до последнего боронил, а уж как наземь сполз, так она из его рук сабельку переняла да над телом встала.

— И что, тоже рубилась?! — ахнул Ляпунов.

— Может, и стала б, да басурмане побоялись. Издаля ее стрелами посекли, как и мужа. Так они и лежали, обнявшись. А те хучь и нехристи, а тоже вежество поимели, не надругались. Принесли тела прямо к воротам и оставили, да все орали: «Урус якши батыр!» — добавил воевода.

— Вона как, — задумчиво протянул Прокофий.

— Яко царь дрался, — неожиданно даже для самого себя заметил вдруг его собеседник.

— Ты думай допрежь того, что говоришь, — нахмурился Ляпунов.

— Я к тому, что похож больно, — заторопился с пояснениями Мураш. — Когда еще в новиках хаживал, довелось мне как-то глянуть. Ухватки у нашего Третьяка точь-в-точь с его схожи.

— Дурья башка, — раздраженно проворчал Прокофий. — Они у любого ратника схожи. Коль так бьют — эдак отбиваться надо, а иначе никак, — и, обрывая желавшего что-то возразить воеводу, замахал руками: — Все, все! Боле ни слова, а то наведешь обоих на грех. Ты этого не сказывал, а я не слыхал, и неча невесть чего собирать. Вот сынишка у Третьяка волосом и впрямь похож на маленького царевича. Я слыхал, что тот тоже с рыжинкой. Хотя опять же сколь их, рыжих-то, на свете белом — не сосчитаешь… Ладно. Ты лучше озаботься, чтоб похоронить с почестями, яко воина. Да чтоб вместях с Василисой их в землю положили, а о детишках ихних я сам озабочусь. С собой их прихвачу, в Переяславль. Пред матерью ихней должок у меня остался — вот детям ее и отдам.

Хоронили на следующий же день. Кресты в ногах поставили знатные — с крепкого дуба, тяжелые, прочные. Все кладбище обойди — таких не сыскать. Постарались от души. А насчет детей Ляпунов свое слово сдержал. Когда всадники возвращались в Переяславль, то дочь Настена, прижимая к груди маленького двухгодовалого братика, ехала вместе с ратниками. Глаза у девчонки были зареванными, припухшими от слез, а ничего пока не понимающий Димитрий молчал, как и положено. Оно и правильно. Не подобает мужику реветь по-бабьи. Не личит ему это. И пускай даже ему всего два года — все равно не след. Все ж таки не кто-нибудь — Рюрикович.

Впрочем, о последнем юный Димитрий не знал…

Строительство будет завершено в 1562 г.

Белицы — те, что жили при монастыре, но пострига еще не приняли и были вольны уйти из обители.

Имеется в виду священник, т. е. представитель белого духовенства, которому разрешалось жениться.

Соборование — одно из семи таинств православной церкви, со вершаемое над больными (обычно перед смертью). Состоит из чтения ряда молитв, после чего больной помазывается елеем. Отсюда и другое название этого обряда — елеосвящение.

Здесь имеются в виду размеры икон в вершках, т. е. десятерик означает 10 вершков (45 см), девятерик — девять и т. д. Листоушками называли самые малые, от одного до четырех вершков (4, 5–18 см).

Риза — золотая или серебряная накладка на иконе. Сканного дела — украшения на ризе, состоящие из скани (свитый из нескольких волоченных в тонкую проволоку нитей мелкий узор, напаянный на поверхность).

Басменное дело — ручное выдавливание штампами на тонких металлических пластинках (здесь — на ризах) различных изображений и узоров (трав).

Штилистовая — шести вершков в высоту (27 см).

4 Полница — икона воскресения Христа с двенадцатью двунадесятыми праздниками вокруг.

В то время на Руси еще не двоили гласные, поэтому именовали библейских персонажей именно так: Аврам, Исак, Исус и т. д.

По Библии бог в наказание за перепись населения предложил Давиду на выбор одну из трех кар: либо в его стране будет семь лет голода, либо он сам будет три месяца бегать от своих врагов, либо в течение трех дней в его стране будет моровая язва. Давид выбрал последнее. От язвы погибло 70 000 человек (2 Цар. 24: 13–15).

Железа — так на Руси называли чуму, произнося это слово с ударением на последнем слоге.

Клобук — повседневный головной убор епископов и монахов. Известен с давних времен и первоначально принадлежал князьям, представляя собой колпак, отороченный мехом, с пришитым к нему небольшим покрывалом, ниспадающим на плечи. В церковной среде он стал попроще — из обычной черной материи с меховым околышем. Смена белого клобука на черный означает, что событие произошло во времена, когда Макарий был не митрополитом, а архиепископом Новгородским, поскольку только они одни в русской церкви того времени имели право на ношение белого клобука, который, по преданию, был подарен архиепископу Василию (ум. в 1354 г.) Константинопольским патриархом. Московскому митрополиту белый клобук по решению собора был присвоен в 1564 г.

Скуфья — особый головной убор духовенства, представляющий собой маленькую круглую шапочку. Ею священники покрывали гуменцо — вкруговую выбритые на макушке волосы. Этот ритуал про делывался сразу после их рукоположения в сан. Обычай сохранялся на Руси вплоть до середины XVII в. Епископам и монахам дозволя лось носить скуфью в келейной обстановке.

Подвиг — в старину произносился с ударением в конце и употреблялся в смысле: действие, устремление.