Райнер Шредер - Падение Аккона

— Расскажи лучше о каменоломне и о руднике, в которых ты работал. Хочу знать, что меня ждёт, — попросил Мак-Айвор.

Англичанин пожал тощими плечами.

— Да что тут рассказывать? Что в каменоломне, что на руднике тебе придётся вкалывать под палкой свирепого надсмотрщика, который сам получает за свою службу медяки. Работать будешь от восхода до заката солнца, пока не надорвёшь спину или что-нибудь другое и не лишишься последних сил. Тогда тебя снова отведут на невольничий рынок и продадут за пару динаров перекупщику, который живёт тем, что отправляет немощных рабов к дубильщикам и красильщикам, чтобы они присматривали за их варевом. Или станешь чистить отхожие места. Меня ждёт именно это. А больше я ничего не знаю.

Тимоти замолчал. И все-таки Мак-Айвору удалось узнать от него много ценного о жизни рабов и об охране, организованной в каменоломнях и на рудниках.

После молитвы караван-сарай оживился. С утра здесь совершались самые главные сделки дня. Открылись лавки, горожане заполнили внутренний двор. Караван-сарай гудел многоголосым шумом, споры купцов и покупателей становились все оживлённее. Начались торги по продаже рабов.

Мак-Айвор со свирепым выражением лица стоял в ряду других мужчин. Покупатели разглядывали и ощупывали их как скот. Безудержный гнев снова охватил Мак-Айвора, — он вспомнил, как глупо обошёлся с драгоценными камнями. Его ярость росла по мере того, как ему приходилось выслушивать оценки покупателей и их распоряжения.

Внезапно Тимоти Тёрнбул тихо спросил его:

— Видишь человека с плоским носом, одетого в чёрный, вышитый золотом кафтан? Он ощупывает вон того здоровенного негра с грудью, натёртой маслом.

Мак-Айвор кивнул. Невысокий человек в дорогом чёрном кафтане имел круглое лицо с плоским носом и узкими, косо посаженными глазами. Черты его лица свидетельствовали о монгольской крови.

— Вижу. И что?

— Это Амир Ибн-Садака! — шепнул Тимоти. — Постарайся не угодить в его руки!

— Что же в нём особенного? — поинтересовался Мак-Айвор.

— Он — владелец проклятого Байата аль-Дхахаба. Это самый бессовестный и жестокий парень из всех, которые присматривают здесь сильных рабов! — сказал англичанин. — Возможностей прожить хотя бы пару лет у тебя в каменоломне или на руднике будет больше, чем у этого преступника!

Мак-Айвор удивился:

— «Байат аль-Дхахаб»? То есть «дом золота»? Что это такое? Золотой рудник?

— Нет. Это самое страшное место в Каире. Точнее, это бывшая столица, но со временем она стала южным предместьем города. Там Амир Ибн-Садака устроил увеселение для своих кровожадных гостей и просто игроков, которые бьются об заклад. Только на арене, которую он содержит, дерутся не боевые петухи или собаки, а отряды гладиаторов, — рассказывал Тимоти. — Сражения, в которых рабов натравливают друг на друга…

Он не успел закончить фразу, потому что Мак-Айвора ударили хлыстом по рёбрам. И тут же прозвучал резкий голос:

— О чем вы разговариваете, вонючие христианские собаки? Смотри-ка на меня, грязный тамплиер, когда я с тобой разговариваю! Жалкий червь, ты уже сегодня будешь ползать в пыли моей каменоломни и жрать дерьмо!

Позже Мак-Айвор и сам не мог понять, как он позволил себя раздразнить. Несомненно, его переполнила ярость. Он просто потерял голову.

Прежде чем владелец каменоломни понял, что произошло, Мак-Айвор протаранил его грудь коленом и с размаха ударил его в голову краем своего ярма. Обливаясь кровью, покупатель рухнул на каменные плиты.

Надсмотрщики тут же подбежали к Мак-Айвору и принялись осыпать его ударами дубинок. Хотя Мак-Айвор носил на ногах оковы, а его руки сжимало ярмо, он защищался с невероятным ожесточением и упорством. Схватить и скрутить его оказалось не так-то просто. Благодаря своей силе и ловкости он долго отбивался, используя в качестве оружия ярмо. Наконец, кому-то удалось зайти сзади и сбить его с ног. Когда Мак-Айвор упал, надсмотрщики снова обрушили на него град ударов.

— Забить его кнутами до смерти! А потом пусть эмир бросит его крокодилам! Клянусь, он умрёт! — слышал Мак-Айвор голос разъярённого Гази Абдула Гахарки. Но тут же до него донёсся и другой голос, перекрывший все остальные:

— Оставьте! Назад! Он уже валяется на земле! Гази, скажи своим людям, чтобы они не пробили ему череп! Я покупаю этого упрямого тамплиера!

Мак-Айвор чувствовал, что теряет сознание. Тело рыцаря отзывалось на удары дубинок невыносимой болью. Свет померк в его глазах. Но вдруг избиение прекратилось. Кто же остановил град ударов?

До Мак-Айвора донеслись два голоса. Первый издавал какое-то нечленораздельное бормотание, разбавленное горловым смехом. Но второй голос он расслышал хорошо:

— Да, я беру его за обычную плату, Гази… Тамплиер сгодится для одного интересного поединка. Хорошо, дорогой! Если хочешь увидеть его мёртвым, приходи в Байат аль-Дхахаб снова. Там его смерть доставит тебе гораздо больше радости, чем здесь, где твои люди просто забьют его!

«Меня купил этот плосконосый Амир Ибн-Садака, о котором предупреждал Тёрнбул. Он приобрёл меня для своих кровавых поединков в Доме золота! Господь Всемогущий, устроиться глупее я бы и не смог!» — И Мак-Айвор лишился чувств.

Высокая, построенная из саманного кирпича стена с широким боевым ходом дугой в несколько миль огораживала на восточном берегу Нила территорию Аль-Кахиры — участок, включавший также отроги горы Мокаттам и цитадель. Укреплённые ворота в этой мощной стене казались небольшой крепостью.

Тарик вошёл в город с севера через Баб аль-Футух — Ворота завоеваний. Надвратная башня с её рвущимися к небу полукруглыми арками находилась под дополнительной защитой двух сторожевых башенок, возвышавшихся на стене слева и справа от неё. В пёстром потоке подёнщиков, нищих, прислуги, торговцев и крестьян, которые медленно входили в игольное ушко ворот вместе с корзинами, тележками и вьючными животными, Тарик никому не бросился в глаза. В этой толчее никто не взглянул бы на него дважды.

Сразу за воротами Баб аль-Футух начиналась Касаба — главная артерия города. При её ширине в добрых пятнадцать шагов она растянулась более чем на милю. Улица проходила через город прямой линией с севера на юг, так что северный ветер свободно летел по Касабе, достигая сердца Аль-Кахиры и в самые жаркие месяцы принося горожанам некоторое облегчение.

На своем пути Касаба проходила ворота Баб аль-Зувайла, которые с юга отделяли ядро Каира с его дворцами, общественными колодцами, банями, больницей и не менее чем восьмью роскошными мечетями. По обе стороны Касаба разветвлялась на сумеречные лабиринты отдельных «харас» — городских кварталов, в которых роскошные дома с эркерами, балконами, террасами и внутренними дворами достигали высоты в восемь, девять и даже больше этажей. А базарчики в каждой части города носили на себе отпечаток отдельных промыслов и ремёсел, которыми занимались местные жители.