Андреа Жапп - След зверя

Обезумевшая служанка вбежала в комнату и начала бормотать что-то нечленораздельное:

– Я… я… не хочет ничего слушать, господин мой, это не моя вина…

За спиной служанки показался Франческо де Леоне и жестом велел ей уйти. Он внимательно посмотрел на наряд Джотто Капеллы. Человек в ночной рубашке и колпаке более сговорчив, чем одетый. Не то чтобы рыцарь боялся подвоха со стороны ломбардского банкира. Его угрозы произвели на Капеллу такое сильно воздействие, что и без того желтое лицо банкира еще сильнее пожелтело. Приведет ли он их в действие в случае необходимости? Возможно. Жалость надо питать только к тем, кто сам способен испытывать это чувство, а Капелла оплатил кровавое убийство стольких мужчин, женщин и детей даже глазом не моргнув.

– Ломбардец, когда ты устроишь мне встречу с Ногаре? – спросил рыцарь, не дав себе труда поздороваться со своим строптивым хозяином.

Совпадение было слишком очевидным. Капелла понял, что рыцарь мельком видел посланца советника короля.

– Я жду удобного случая.

– И?

– Он только что мне представился.

– Когда ты рассчитывал предупредить меня?

– Завтра утром.

– Почему такая отсрочка?

Мягкий тон рыцаря обеспокоил Джотто, который запротестовал сдавленным шепотом:

– Да что вы воображаете!

– Чего я от тебя жду? Самого худшего.

– Это ложь!

– Осторожней, ростовщик… Я убил стольких людей, которые мне ничего не сделали… Тебя же, тебя я выдам. Палачи короля питают к пыткам… пристрастие, которое усиливает почтение.

Неприкрытая ирония этого выпада еще больше усилила беспокойство банкира. Он попытался доказать свою добрую нолю, объяснив:

– Вполне вероятно, что нас примет Гийом де Плезиан. Вы его знаете?

– Понаслышке и весьма смутно. Полагаю, он был учеником Ногаре в Монпелье, потом судьей королевского суда в этом городе до того, как стал наместником сенешаля Бокера.

– Вы правы. Это вторая голова на плечах мессира де Ногаре. В прошлом году он присоединился к нему, поступив на прямую службу к королю как легист. Говоря о нем, было бы не совсем верно употреблять выражение «правая рука», поскольку никогда не знаешь, кто был вдохновителем той или иной реформы, Ногаре или Плезиан. Они оба наделены блестящим умом, но Ногаре – не оратор, в отличие от Плезиана, который, выступая перед толпой, непременно заставит ее растеряться и вывернет наизнанку, словно перчатку. Я помню, как он в прошлом году обрушился на Бонифация VIII. Это была замечательная и грозная критика… Прибавьте к этому ораторскому искусству их внешние различия. Гийом де Плезиан – красивый весельчак. Одним словом, с ним надо вести себя так же осторожно, как и с мессиром де Ногаре.

В голове Франческо де Леоне промелькнула мысль: почему приор Арно де Вианкур не упомянул об этой «второй голове на плечах Ногаре», как описывал этого человека Капелла?

Черная как смоль лошадь переминалась с ноги на ногу. Ее всадник – тень, скрытая капюшоном плаща, – осматривал полутемный лес в поисках жертвы. Блестящие металлические когти на правой руке вцепились в поводья. Призрак выпрямился в седле и тяжело вздохнул. На сей раз эти идиоты поручили передать послание девушке, молоденькой девушке. На что они надеялись? Что она окажет более отчаянное сопротивление, чем те мужчины, которых они уже принесли в жертву? Слабоумные. Впрочем, презрение призрака-убийцы постепенно сменялось нетерпением, возможно, даже беспокойством. Облава продолжалась более получаса. Девушка шла быстро, бесшумно. Почему так произошло, что она совсем не устала? В каких зарослях она пряталась? Почему она не потеряла голову, как другие до нее? Ведь все они не были отравлены до такой степени, чтобы бредить. Почему она не неслась, не разбирая дороги, в бесполезной попытке спастись бегством?

Он сильнее сжал ногами круп лошади, которая начинала нервничать. Несомненно, животное чувствовало, что в душу его хозяина закрадываются сомнения.

Что делала в Арвиле эта девушка? Имела ли ее миссия отношение к командорству тамплиеров? До сих пор послания Папы передавались через аббатство Клэре. Настроение призрака испортилось. Он терпеть не мог удаляться от своих привычных охотничьих угодий. Но он взял себя в руки, подумав, какое впечатление на него произведет это первое убийство женщины. Прочтет ли он тот же ужас в глазах жертвы, когда она заметит когтистую лапу? Порвется ли женская плоть легче, чем мужская? Надо было спешить. Наступала ночь, а ему еще предстояло преодолеть долгий обратный путь.

Взгляд закутанного в плащ призрака шарил по зарослям ежевики, нижним ветвям и кустарникам. Столько расчетов, лжи, убийств. Сначала приходилось их терпеть, потом смириться с ними. Что касается удовлетворения своих потребностей, этим он не грешил. Ему было неведомо чувство радости от убийства, впрочем, и отвращения тоже. В лучшем случае речь шла о риске, в худшем – о последствиях, и если было необходимо пройти через это…

Столько лет, столько горьких разочарований, унижений, несправедливых лишений определили его нынешнюю жизнь… Опьяняющее чувство, что он не был похож на других, создало все остальное. Впервые его существование обрело значимость, стало определяющим и, по сути, мало зависело от дела, которому он служил. Впервые он обрел власть. Отныне он не подчинялся ей, напротив, он держал ее в своих руках.

Прижавшись к земле в двадцати метрах от копыт лошади, спрятавшись за широкими листьями папоротников, Эскив следила за преследователем, который начал охотиться за ней еще до того, как она сумела передать послание. Еще не взяв на себя выполнение этой миссии, она знала об опасностях, подстерегавших ее. Почему они посылали молодых монахов, прежде чем выбрать ее эмиссаром? Мысль о смерти была монахам столь чужда, что они предпочитали смириться с ней. Но только не она, грозная забияка. Так воспитал ее отец. Архангел-госпитальер, он тоже не раздумывая вступил бы в схватку с ночным призраком и его лошадью, но он был так далеко. Какие воспоминания он сохранил об их первой встрече, произошедшей много лет назад? Несомненно, он помнил немногое, по крайней мере, из того, что касалось ее.

Лошадь нервно шарахнулась на три шага в сторону, вновь привлекая к себе внимание Эскив, потом замерла неподвижно. Несущий зло призрак забеспокоился, и его тревога передалась лошади.

Несмотря на веру, на решительность, унаследованную от отца, и, главное, бесконечную любовь к архангелу с Кипра, Эскив охватила паника, когда крупный вороной жеребец неожиданно возник из туманных сумерек. Лошадь устремилась на нее, и призрак поднял свою устрашающую перчатку.