Сергей Шведов - Золото императора

– Готские вожди могут не согласиться.

– Это ваше право, Гул, – развел руками Буняк, словно бы снимая с себя ответственность. – Вы можете уйти, можете остаться. Но у оставшихся будет только один каган.

– Хорошо, – поднялся на ноги вождь герулов. – Все будет решено сегодня ночью. Завтра утром вы получите ответ.

Проводив глазами сутулую фигуру рекса Гула, бек с княжичем переглянулись. Буняк одним глотком осушил кубок, наполненный замечательным готским вином, и подмигнул анту:

– Кажется, нам повезло, княжич Белорев, и мы вновь одержим победу, не пролив и капли крови. Не знаю как тебе, но мне такая война нравится.

Рекс Гул, вернувшись в готский стан, не стал ничего объяснять вождям, наверное, потому, что знал ответ на не заданный пока еще вопрос. Он сразу же направился к шатру Амала и был беспрепятственно пропущен к верховному вождю мрачными охранниками. Германарех был бледен, но спокоен. На вошедшего герула он бросил беглый взгляд и равнодушно махнул рукой, приглашая гостя к столу. Гул сел напротив верховного вождя и принял из его рук наполненный до краев кубок.

– Договорился? – спросил Германарех, и в его голосе прозвучала чуть заметная насмешка.

Когда-то много лет назад этого человека звали Ингваром, но уже тогда многие видели в нем избранника богов, способного привести готов к победе. Однако дротты выжидали. Уж слишком властолюбивым казался им сын рекса Удо. Возможно, именно тогда юный Ингвар возненавидел жрецов, но отомстил он им уже на склоне лет, когда никто не сомневался, что Ингвар сын Удо истинный Герман или Ярман, вобравший в себя силу богов. Рекс Гул так и не понял, зачем Герман Амал отрекся от Одина, а теперь это было уже не важно.

– Я думал не только о себе, – спокойно отозвался Гул. – А ты проиграл, Ингвар Амал, и знаешь это не хуже меня. Ты перестал быть Германом-Ярманом, избранником богов. В твою избранность не верят уже ни готы, ни герулы, ни анты, ни русколаны. Ты изменил Одину и не заслужил любви Христа.

– Тебе нужна моя жизнь, рекс герулов? – строго глянул в его глаза гостю Германарех.

– Она нужна не мне, она нужна Баламберу.

– В таком случае возьми ее, – отвел глаза старик.

– Я бы предпочел, чтобы ты все сделал сам, – отвел глаза Гул.

– Нет, рекс, ты поможешь мне уйти из этого мира достойно, не уронив чести. Ты сам взвалил эту ношу себе на плечи. Пусть каждый из нас пройдет свою часть пути.

– Отошли охрану прочь, – сказал Гул, вставая на ноги.

Русколаны не стали чинить препятствий готам в продвижении по своей земле, хотя особой радости по поводу появления незваных гостей не выразили. Впрочем, Оттон Балт на теплую встречу и не рассчитывал. Слишком много крови было пролито в войнах между племенами, чтобы они вот так сразу воспылали друг к другу любовью. К тому же готы были изгоями, бежавшими с собственной земли, а такие люди хоть и вызывают сочувствие, но требовать к себе уважения уже не вправе. Справедливости ради следует сказать, что воевода Валия, встретивший Оттона Балта на границе, не укорил его ни одним словом, а о прежних обидах вспомнил только один раз.

– Мы примем всех, кроме Германа Амала, – просто сказал он. – И ты знаешь почему.

Оттон не стал спорить. Со стороны русколанов честнее было отказать в гостеприимстве верховному вождю готов, чем впустить его на свои земли, а потом казнить по воле своих богов. Уже по выходе из шатра воеводы Валии рекс Оттон вдруг столкнулся нос к носу с человеком, которого он никак не ожидал здесь встретить.

– Патрикий Руфин?! – воскликнул он удивленно.

– Рад тебя видеть живым и здоровым, рекс Оттон, – обнял за плечи старого знакомого римлянин.

Впрочем, в человеке, заросшем черной курчавой бородой, далеко не каждый признал бы молодого нотария, служившего когда-то императору Валенту. Оттон не видел патрикия восемь лет и был поражен произошедшими с ним переменами. Руфин ни одеждой, ни манерами не отличался от русколанов. У бедра его висел тяжелый меч, явно не римской работы.

– Подарок борусов Световлада, – пояснил он вестготу. – Работа ружских оружейников.

– А каким ветром тебя занесло к русколанам?

– Хочу устроить судьбу своей воспитанницы Констанции, – усмехнулся Руфин. – Подыскиваю ей жениха. Собственно, уже нашел.

– Констанция – это та маленькая девочка, дочь императора, которую мы вырвали в Риме из рук комита Федустия?

– У тебя хорошая память, рекс, – охотно подтвердил патрикий. – Теперь бутон распустился в прекрасную розу и требует тщательного ухода.

– И кто он, будущий обладатель этого сокровища?

– Боярин Гвидон.

– Достойный выбор, – кивнул Оттон. – За Гвидоном твоя воспитанница будет как за каменной стеной.

– Кудесница Власта придерживается того же мнения.

Упоминание о кудеснице богини Лады заставило Оттона насторожиться. Похоже, Руфином двигало не только желание отдать свою воспитанницу за хорошего человека. Все-таки речь шла не о простой девушке, а о дочери императора. И вокруг юной Констанции уже выстраивалась сложная интрига с далеко идущими последствиями. Впрочем, тонкую игру патрикия и кудесницы запросто могла поломать грубая сила в лице кагана Баламбера.

– Гуннская орда, покончив с герулами и боспорцами, непременно повернет на Русколанию, – мрачно предрек Оттон. – А потом хлынет на Дунай всесокрушающей волной.

– Гунны так сильны? – нахмурился Руфин.

– С каждой победой они становятся все сильнее. Ибо поверженные племена переходят на их сторону.

– Может, это и к лучшему, – сделал неожиданный для рекса вывод патрикий.

– Почему?

– В мутной воде всегда проще ловить рыбу, – усмехнулся Руфин. – Я не спросил тебя о Придияре?

– Похоже, свою рыбу он уже отловил, – вздохнул Оттон. – Я не видел его со дня битвы у Днепра. Там полегло пятьдесят тысяч готов. Это наша плата за твою хорошую рыбалку, патрикий.

– Извини, рекс, – покачал головой Руфин. – Я неточно выразился. Остановить Баламбера мне не под силу, зато я готов использовать волну, поднятую им, чтобы сокрушить всех своих врагов. Не скрою, мне мешал Герман Амал, верный союзник Рима, но он ведь мешал и тебе, Оттон Балт. Теперь и у меня, и у тебя развязаны руки. Все еще только начинается, рекс, и никто не знает, какая судьба нас ждет.

По возвращении в стан готов Оттон узнал, что Герман Амал покончил с собой, бросившись грудью на меч. Весть была горькой, что ни говори, но сильно облегчила рексу задачу. Готы раскололись на две почти равные части: одни решили идти на поклон к Баламберу, другие, во главе с Оттоном Балтом, уходили в Русколанию. Тризна по верховному вождю Готии вышла даже более печальной, чем ей полагалось быть. Ибо хоронили Германа Амала на границе чужой земли, и огромный холм, насыпанный над его могилой, грозил стать памятником не только верховному вождю, но всем готам, изгнанным с обжитых мест.