Сергей Шведов - Золото императора

Но руг в ответ на безмолвный вопрос императора только развел руками. Видимо, и для него появление русколанов на Дунае стало сюрпризом.

– У них прекрасное вооружение, божественный Валентиниан, ни в чем не уступающее римскому, – продолжал Фавстин. – Кроме того, они одинаково успешно сражаются как верхом, так и пешими. Русколаны сразу же заняли главенствующее положение среди окрестных племен, а их союз с вестготами и древингами может стать по-настоящему опасным для Рима.

– А как дело обстоит с квадами? – нахмурился Валентиниан.

– Квадов нам удалось усмирить, – с охотою отозвался Фавстин. – Мы разорили их селения в горах, хотя и потеряли в этих боях почти три тысячи легионеров.

– Дорого тебе далась эта победа, комит, – вздохнул император. – Если дело так пойдет и дальше, то у Рима скоро не останется солдат.

– Это еще не все, божественный Валентиниан. По моим сведениям, гунны намереваются вторгнуться в Нижнюю Панонию и Дакию. Они уже разгромили остготов, вестготов и древингов и заставили их отступить во Фракию. Я не уверен, что божественному Валенту удастся справиться с наплывом такого количество гостей.

– Скверно, – покачал головой император. – А я собирался учинить кровавую расправу над вождями квадов.

– Я бы не стал этого делать, божественный Валентиниан, – мягко заметил Фавстин. – Спросить с них за мятеж, конечно, следует, но массовые казни вызовут волнения и подтолкнут венедов Дакии и Панонии к союзу с гуннами, что обернется для нас катастрофой. Мы можем потерять обе провинции.

– Даже так? – надменно глянул на комита император.

– По моим сведениям, орда Баламбера насчитывает двести тысяч всадников, – вздохнул Фавстин. – А мы сможем собрать, если учитывать приведенные тобой легионы, не более сорока тысяч.

– Сорок тысяч римлян – это немало, комит.

– В моих легионах римлян почти нет, – понизил голос почти до шепота Фавстин. – Только галлы, алеманы и венеды. Пока они верно служат тебе, божественный Валентиниан, но никто не знает, что будет завтра.

Глаза императора сверкнули яростью, но он все-таки сумел сдержать себя и не стал срывать гнев на комите. Обстановка в северо-восточных провинциях империи оказалась даже более сложной, чем Валентиниан полагал, отправляясь сюда с карательной экспедицией. Двести тысяч гуннов так просто в расход не спишешь. Империи нужны федераты. Следует посулами и дарами привлечь на свою сторону варваров и повернуть их оружие против орд с востока. В прежние времена Риму это удавалось.

– Перразий, – покосился император на стывшего в напряженной позе корректора. – Мне нужны сведения о вождях всех окрестных племен, как венедских, так и готских. И помни: времени у тебя в обрез.

Корректор Перразий, как человек добросовестный, сразу же приступил к выполнению поручения императора, задействовав всех своих людей. И пока римские легионы во главе с императором медленно двигались по земле Панонии, Перразий опросил почти всех венедов, находившихся в свите комита Фавстина. Большую помощь в этом ему оказал юный нотарий Стилихон, сын комита Меровлада, сообразительный не по годам юноша, хорошо знающий венедский и готский языки. Стилихон свел Перразия с сотником Коташем, необычайно ловким наездником, посадкой которого залюбовался сам император Валентиниан. Коташу едва исполнилось двадцать лет. Это был голубоглазый, улыбчивый и очень наблюдательный юноша, хорошо осведомленный в делах как Панонии, так и всех окрестных земель. От Коташа Перразий впервые услышал об амазонках города Девина, расположенного на землях Венедии.

– А ты мог бы нас к нему провести? – прямо спросил его Перразий.

– Это вряд ли, – покачал головой Коташ. – Зачем мне ссориться с богиней Ладой.

– Но ты ведь христианин! – возмутился Перразий.

– И что с того? – удивился венед. – У ведуний Лады длинные руки, и если сама богиня что-нибудь упустит, то кудесница Власта исправит ее оплошность.

– А о русколанах ты слышал? – оставил пока скользкую тему корректор.

– Не только слышал, но даже разговаривал с одним из них, как сейчас с тобой. Среди русколанов далеко не все руги и венеды, есть и степняки-росомоны. У росомона я и сторговал коня. Сам посмотри – не конь, а бес.

– А где вы с ним встречались?

– На торгу, в Кияне, – охотно пояснил Коташ. – Это довольно большой венедский город неподалеку от границы.

– И как звали этого росомона?

– Боярин Гвидон.

Корректору Перразию с трудом удалось удержаться в седле, да и то при помощи расторопного венеда Коташа и нотария Стилихона, придержавших его коня. Оба были удивлены поведением корректора, который вдруг дернулся, словно его ошпарили, и побледнел как полотно.

– Съел, наверное, что-то нехорошее, – предположил Коташ. – А я ведь тебя про медведиц хотел спросить, корректор. Зачем император возит их с собой?

– Для острастки, – пояснил венеду Стилихон.

– Венедов медведицами не испугаешь, – покачал головой Коташ. – А ведуний Лады тем более.

– Почему? – спросил Перразий, пришедший наконец в себя.

– Так ведь наши ведуны оборотни, – усмехнулся сотник. – Вот и боярин Гвидон из таких.

– Откуда ты знаешь?

– Я по знакам на рубахе определил, что он птица высокого полета. И в Киян он приезжал, чтобы тамошним святыням поклониться.

– Гвидон был один?

– Нет, – покачал головой Коташ. – Но второй не венед и не росомон. Скорее всего, он римлянин, хотя одет по-венедски. Его Руфином звали.

В этот раз Перразий даже глазом не моргнул. Наоборот, возликовал душою. Поручение императора можно было считать выполненным. Требовалось только выбрать момент, чтобы блеснуть перед божественным Валентинианом глубиной своих познаний. Правда, корректора слегка насторожила легкость, с которой он добыл нужные знания, но, пообщавшись с другими венедами, он пришел к выводу, что его подозрения в адрес сотника Коташа необоснованны. О русах Кия знали практически все венеды. О городе Девине тем более. Что же касается города Кияна, то там располагались храмы едва ли не всех известных венедских богов.

Поездка Валентиниана по разоренной Панонии закончилась в Сабарии, обнесенном высокой стеной городе, где можно было наконец дать роздых людям, утомленным пусть и бескровным, но трудным походом. Император, увидевший собственными глазами ущерб, нанесенный цветущей провинции набегом варваров, был мрачен как никогда. Не исключено, правда, что он устал после долгой дороги. Все-таки Валентиниану уже исполнилось пятьдесят пять лет, и подобные переходы не могли не сказываться на его здоровье. Остановился он в курии, довольно приличном каменном здании, но приспособленном скорее для дел, нежели для отдохновения, да еще столь высокой особы. Комит Фавстин готов был уступить императору свой дом, но Валентиниан, верный себе, от его предложения отмахнулся.