Дадли Поуп - Лейтенант Рэймидж

— Хлеба нет, — развел он руками.

Потом достал из кармана раскладной нож, раскрыл его, вытер изогнутое лезвие о штаны и отрезал два куска сыра и несколько колечек колбасы. Нино тем временем стер полой куртки пыль с двух винных бутылок.

— Это вино моего брата, из окрестностей Порто-Эрколе, — заявил Нино, предлагая каждому из гостей по бутылке.

Внезапно снаружи раздался хриплый крик. Джексон, с кортиком наизготовку, подскочил к двери и закричал:

— Дьявол, что это?

Нино во весь голос рассмеялся, и, предупреждая вопрос Джексона, сказал:

— Ну теперь я точно знаю, что вы не французские солдаты! Это же мой осел!

Рэймидж тоже засмеялся: на мгновение встревожившись, он почти тут же узнал этот звук. Джексону, проведшему жизнь в море, скорее всего никогда не приходилось слышать этот пронзительный хриплый рев, который издает самое ценное имущество крестьянина — его somaro.

— Все в порядке, Джексон, это всего лишь осел.

— Бог мой, а я подумал, кого-то пытаются задушить!

— Хитрая уловка: Нино уверен, что французский солдат сразу же узнал бы этот звук.

Вдруг Рэймидж вспомнил слова, оброненные Джексоном ранее.

— Если ты жил в лесах, то почему тебе незнаком крик осла?

— Сэр! У нас были лошади, а не эти проклятые мулы, — презрительно фыркнул Джексон.

Рэймидж отхлебнул глоток вина. Нино внимательно наблюдал за ним, в эту секунду его более интересовало, какое заключение вынесет гость о вине, чем цель его полночного визита.

— Неплохо, Нино, очень неплохо. Давненько не пробовал ничего подобного. Давненько… — повторил он, рассчитывая, что это вызовет расспросы со стороны Нино.

— Вы хорошо говорите по-итальянски, комманданте.

— До поступления на флот я много лет жил в Италии.

— В Тоскане, без сомнения.

— Да — в Сиене, по большей части. И в Вольтерре.

— Вместе с друзьями, наверное?

— Нет, с родителями. Но у меня много друзей здесь.

— Правда? — вежливо поинтересовался Нино. Потом, будто удовлетворившись расспросами, продолжил, — комманданте спрашивал про неких знатных особ, как я припоминаю?

Можно ли доверять этим крестьянам, даже теперь? Рэймидж решил рискнуть, в противном случае вежливая беседа могла затянуться на всю ночь.

— Нино, ты мне кажешься человеком честным. Аллора, [15] Здесь: поэтому (ит.). я доверяю тебе и буду с тобой откровенен. Если не сможешь помочь, то хотя бы не выдавай меня. Мой адмирал послал меня не убивать, не лишать людей жизни, а напротив, спасти их.

Оба брата наблюдали за ним, не пропуская ни единого звука. Рэймидж заметил, что пытается пояснить свои слова с помощью рук: удивительно, как трудно говорить на итальянском, не прибегая к жестикуляции.

Пламя свечи затрепетало, так как дерюгу, которой было завешено крохотное окно, сняли, чтобы впустить в комнату немного свежего воздуха. Не достаточно, конечно, Боже правый, чтобы избавиться от козлиного духа, запахов вина, мочи, пота и сыра, но достаточно, чтобы заставить заплясать огонек свечи. По лицам братьев забегали тени, а свойственное крестьянам безразличное выражение не позволяло угадать, о чем они думают.

— Мой адмирал сказал мне (маленькое преувеличение будет здесь простительно, подумал Рэймидж), что по меньшей мере пять знатных дворян сумели сбежать, когда французы вошли в Леггорн. Мой адмирал сказал также, что среди них есть женщина, очень известная дама, которая много чего знает о таких вещах как алебастр…

Он прервался, полагая, что если эти двое знают про алебастровые копи у Вольтерры, это даст им понять, что он имеет в виду маркизу. В таком случае они быстрее начнут доверять ему.

Нино кивнул, что, впрочем, могло означать, что он допускает существование дамы, знающей толк в алебастре, но не обязательно то, что сам знаком с ней.

— Нино, скажу открыто: у тебя нет оснований доверять мне, поэтому я не прошу тебя отвести меня к этим людям.

— Где находится корабль комманданте?

— Там, — ответил Рэймидж, указывая в сторону моря, — вне досягаемости для глаз французов.

— Вы прибыли на лодке?

— Да.

— В волосах у комманданте я вижу сгусток засохшей крови, или что это?

— Да, это кровь: был бой и французы меня ранили.

— Может, моя жена перевяжет вас, комманданте?

— Нет, — сказал Рэймидж, слишком быстро, чтобы соблюсти правила приличия. — Нет, спасибо, нет необходимости, я сам справлюсь. А теперь, — произнес он, давая понять, что желает покончить с этой темой, — повторю, что не прошу отвести меня к этим людям, а только передать им сообщение.

— Если в наших силах будет оказать услугу комманданте, передав сообщение тем, кому он желает передать его, — Нино выражался крайне осторожно, избегая допущения, что ему что-нибудь известно, — то необходимо, чтобы это сообщение было на итальянском.

— Само собой разумеется, — ответил Рэймидж, принимая уклончивую манеру разговора, предложенную Нино. — Сообщение, о котором я веду речь, будет адресовано даме, понимающей в алебастре, и говориться в нем будет о том, что прибыли англичане с целью взять ее саму и ее друзей в путешествие. А чтобы убедить эту даму, а также дать ей возможность установить личность английского офицера, скажите ей, что когда он был мальчиком, она учила его цитировать Данте на итальянском, и сердилась на его скверное произношение. А еще она говорила этому мальчику, что из всего написанного Данте, прежде всего ему стоит запомнить одну строку: « L'amor che muove il sole e l’altre stelle » — «Любовь, что движет солнце и светила». [16] Данте Алигьери. Божественная комедия. Песня XXXIII. Перевод М.Л. Лозинского.

Нино повторил последнюю фразу.

— А что, этот человек, Данте, действительно так написал?

Рэймидж кивнул.

— Красиво, — произнес брат Нино, впервые приняв участие в разговоре. — Но почему дама злилась на ваше произношение, комманданте? Вы говорите как настоящий тосканец.

— Сейчас да, но тогда я был маленьким мальчиком, только учившимся языку.

— Что до сообщения, комманданте, думаю, оно может быть передано. Где вам будет удобно подождать?

— Где скажете. Мой клинок остался снаружи, и вы можете взять его и кортик моего спутника, и спрятать их где сочтете нужным.

Похоже, Нино принял решение.

— Комманданте, — начал он, — вы и ваш спутник устали. Возможно, вы пока поспите здесь, — Нино махнул рукой в сторону матрасов, — мне, тем временем, придется сделать кое-какую работу. Моему брату делать нечего, так что он останется здесь.

Рэймидж и Джексон растянулись на матрасах. Старуха всхлипнула: глаза ее слезились, и ее давно перестало интересовать в жизни все, кроме еды и сна. Жена Нино успокаивающе зашептала ей что-то.

Брат поставил свечу в угол, за ящик, и завесил курткой так, чтобы скрыть большую часть света. Рэймидж неожиданно осознал, насколько он устал. Рана на затылке ныла. За секунду перед тем, как провалится в беспробудный сон, внутри него шевельнулся страх: он доверился этим крестьянам, а что, если следующий стук в дверь возвестит о прибытии настоящих французских солдат?