Игорь Срибный - Варяжко

Вторая стрела прошелестела у самого уха руса и, скользнув по забралу, вонзилась в чье-то горло, заглушив крик боли и ужаса.

Как только тишину ночи разорвала команда Белого Орла, полумертвые от усталости воины мгновенно ожили. Еще секунда — и они сомкнулись в боевой строй. Так решительно и быстро могли действовать лишь отборные воины тлакатеккатля. Молча, без единого возгласа они бросились в атаку на едва различимых во тьме врагов.

Никто не просил пощады. Даже раненые не стонали. В густом мраке слышалось лишь хриплое дыхание бойцов, тупые удары палиц да скрежет обсидиановых мечей. Битва длилась до самого рассвета. Она не утихала, пока не был убит последний воин мешика. Шлем с забралом и кольчужная рубаха спасали Варяжко от смертельных ран, но ноги и бедра были исколоты пиками и мечами. С обломками стрел, торчащими из ран, он сражался, стоя на возвышении, и десятки бронзовых тел, одетых лишь в набедренные повязки грудились у его ног... В правой руке у него был меч, в левой — обсидиановый нож. Варяжко непрерывно отражал удары, колол, резал, рубил. Все труднее становилось поднимать немеющую руку, и он чувствовал: еще немного, и силы покинут его. Но и дикари, плотным кольцом окружив холмик, с удивлением смотрели на массивный силуэт неведомого вождя, резко выделявшийся на фоне посветлевшего неба. Никто не решался подойти к нему ближе — мешала не только груда тел вокруг него, но и страх перед неуязвимым чужаком.

Варяжко надсадно, с хрипом дышал… Он понимал, что ещё один приступ дикарей будет для него последним. У него уже не достанет сил, чтобы отразить его. Вдруг в круг дикарей шагнул высокий воин. Он был одет так же, как и все остальные, но на его плечи была наброшена шкура ягуара, оскаленной пастью прикрывавшей его голову. Дикари затихли… Стало ясно, что это их вождь.

Воин шагнул ближе, что-то пристально разглядывая на груди Варяжко… И вдруг наступившую тишину разорвал испуганный крик вождя дикарей. Он показывал палицей на нефритовую пластинку Кецалькоатля, висевшую на груди Варяжко, и орал: «Кукулькан! Кукулькан!» Дикари бросили оружие и дружно упали на колени, уронив головы в толстый слой листвы под ногами. И лишь вождь, стоя на коленях, тянул руки к Варяжко, словно умоляя покарать его за святотатство…

Сверкнул меч, и голова вождя покатилась к склоненным головам его воинам. Не поднимая голов, они глухо зароптали, завыли, раскачиваясь телами…

Чтобы не искушать судьбу, Варяжко развернулся и скорым шагом пошёл к морю.

Никто не преследовал его…

Отойдя подальше от места сражения, Варяжко остановился у небольшого ручья, чтобы промыть и перевязать раны. И с удивлением увидел, что в нескольких местах рубашки и в правом бедре торчат длинные шипы кактуса. Варяжко знал, что это такое… Такие шипы дикари выстреливали из своих духовых трубок - пукуна, свёрнутых из широких пальмовых листьев, обмотанных волокнами ротанга. Но прежде, чем выстрелить, шипы надрезались и пропитывались ядом…

Варяжко промыл раны и выдернул шипы. В тех местах, где шипы пробили кожу, он сделал надрезы и постарался выдавить как можно больше крови, чтобы избежать заражения. Наложив на раны повязки, Варяжко отправился дальше…

Он шёл без остановок, лишь изредка прикладываясь к овечьему бурдюку с водой… Но к вечеру он почувствовал головокружение и сильный озноб. Значит, яд всё-таки попал в кровь… Варяжко нашёл куст коки и, сорвав несколько листьев, разжевал их. Идти стало легче… Но теперь ему нужно было отыскать саговую пальму, которой мешика лечили укусы ядовитых змей. И скоро он увидел толстый ствол, низкий, усаженный остатками черешков, с большими, перистыми листьями. Сломав пару листьев, Варяжко обильно пролил соком пальмы повязки в местах поражения шипами. Подождав, пока сок впитается, он снова пропитал им повязки. Уже темнело, и Варяжко решил переночевать на пальме, чтобы утром снова подлечить раны её соком.

Сон его был тревожный… Он то просыпался от озноба, то проваливался в жаркую, липкую духоту.

Выпив много воды и промочив соком пальмы повязки, Варяжко отправился дальше…

Скоро Варяжко уже не мог идти… Он убил ножом саженного удава, который неосторожно опустил свою любопытную голову из листвы кокосовой пальмы, и съел его сырым. И это была его единственная пища за три дня. Места, пробитые шипами, воспалились, покрывшись глянцевитой красновато-синей кожицей, ранки саднило и дёргало. Варяжко несколько раз вскрывал и промывал их соком саговой пальмы, но это уже мало помогало, лишь ненадолго снимая воспаление. Его упорное устремление к морю поддерживали только листья коки, которые он жевал, когда сил уже не оставалось…

Но как ни длинен и тяжёл был его путь, настал день, когда Варяжко выполз из сельвы на прибрежную отмель. Соленый ветер освежил его лицо. Он попытался встать, опираясь на меч, но не смог: силы оставили его...

Вдали, у полосы рифов пенился прибой, и качалась на волнах красавица-лодья, хлопая на ветру спущенным парусом. А на косе, избранной им много дней назад для строительства лодьи, было тихо и безлюдно. Лишь трупы надсмотрщиков гнили на берегу, уставив пустые глазницы в небо. Между трупами не спеша расхаживали падальщики-грифы с безобразными голыми шеями и отвислыми зобами. Заметив человека, они с хриплыми криками тяжело взлетели и сели чуть поодаль. «Что тут произошло? - подумал Варяжко, оглядывая поле битвы. — Кто убил мешика? Взбунтовавшиеся рабы или те самые дикари, что напали на нас?» Но никто уже не мог дать ответ на эти вопросы. И впервые в чужой земле руса охватило отчаяние. Что он может теперь сделать - без гребцов, израненный, один против Океана?!

Варяжко с трудом встал и глубоко вонзил в ненавистную землю свой меч, будто стараясь убить её… Сняв кольчугу, он повесил её на рукоять меча, и некоторое время стоял, разжёвывая листья коки… Шатаясь, он дошёл до полосы прибоя и бросился в волны.

Последние силы ушли на то, чтобы доплыть к лодье… Целую вечность взбирался он по якорному канату. Пальцы немели, мускулы не повиновались. Когда до края борта оставалось два локтя, он почувствовал полное бессилие пред злым роком – сейчас он сорвется в воду и уже не выплывет на поверхность. Но тут чьи-то крепкие руки схватили его за рубашку и сильно дернули вверх, перевалив через борт.

Над ним склонилось бледное лицо Ока, заросшее русой бородой.

- Ты жив, Ок? – едва шевеля языком от усталости, спросил Варяжко. – Что здесь было?

- На нас напали люди Чикчана. Их привёл кокома, которого пленил Теноча, когда он из лесу наблюдал за постройкой лодьи... Не знаю, почему Теноча отпустил его, поверив, что тому нужны только раковины, из которых он добывает краску… Через месяц, на исходе ночи три сотни мешика и тольтеков напали на нас. Рабов увели с собой, остальных убили. Мне и нескольким резчикам удалось доплыть сюда и взобраться на лодью.