Константин Сергиенко - Тетрадь в сафьяновом переплете

Он нахлобучил шляпу и вышел. Но не прошло и мгновенья, как снова вернулся. Лицо его было встревоженным.

— Барин, стражники к дому идут!

Петр Иванович не растерялся. Он тотчас растворил окно.

— Прыгай сюда — да в сад. Там, кажется, тропка есть на гору.

Матвей прыгнул в сад, Петр Иванович затворил окно.

В дверях комнаты появился встревоженный грек Коста, а с ним желтоватый лицом офицер и два солдата. Офицер приложил два пальца к треуголке и щелкнул каблуками.

— Ваше сиятельство граф Осоргин?

— Да, — ответил Петр Иванович, — что вам угодно?

— Я имею честь препроводить вас к господину полицмейстеру.

— Вы хотите сказать, что господин полицмейстер пригласил меня в гости? — спросил Петр Иванович.

— В некотором роде, — ответил офицер.

— Тогда передайте, что я загляну вечером.

Офицер замялся.

— Приказано немедля, — выговорил он.

— Это что же, арест?

Офицер развел руками.

— Приказано доставить.

— Арест! — воскликнул Осоргин. — Но скажите, в чем дело?

— Не ведаю, ваше сиятельство, — отвечал офицер. — Человек вы, конечно, важный, но и дело, видно, серьезное, раз так вызывают.

— Что ж, надо идти, — сказал Петр Иванович и выразительно посмотрел на меня. — Ты, Митя, за лошадьми присмотри да жди. Ежели задержусь, я известие дам.

Солдаты, неловко гремя саблями, вышли за графом и офицером. Чтобы не рвать нити повествования, расскажу, что случилось дальше с Петром Ивановичем, употребляя на то собственные его воспоминанья.

Местный полицмейстер оказался тучным капитаном, занимавшим под свою полицейскую часть бывшую лавку скобяных товаров. Он грузно восседал за столом в окружении разнообразных изделий, наваленных по углам.

— Что же это вы, батенька, — сказал он графу, пыхтя, — не успели в наши края приехать, как народ начинаете мутить.

— Однако! — воскликнул Осоргин. — Вы не слишком почтительны, капитан!

— Я в Петербурге служил, — сказал полицмейстер, — и знаю обращенье. Но тут не до тонкостей. Извольте пояснить, с какой целью путешествуете вы по нашей губернии.

— Я отказываюсь разговаривать в таком тоне, — сказал Осоргин, — и буду жаловаться на вас губернатору генералу Каховскому.

— Ага! — воскликнул полицмейстер. — От него-то мне и бумага! Ужель бы стал я трогать вас без его разрешенья?

— И что же в бумаге? — осведомился Осоргин.

— Приказано разобраться на месте или отправить к нему.

— В чем разобраться? — спросил Осоргин.

— Вот полюбуйтесь, какое к депеше приложено письмо.

Хоть оно безымянно, мы не можем пренебречь подобным известьем.

Петр Иванович взял в руки бумагу и прочитал:

«Его сиятельству правителю Таврической области графу генералу Каховскому.

Ваше сиятельство, не будет лишним известить вас о том, что путешествующий ныне по Тавриде и побывавший в вашем доме граф Петр Иванович Осоргин имеет тайные сношения с французским министром Д'Эгильоном, а также с послом Франции в Стамбуле графом де Верженом. Нам достоверно известно, что во время пребывания своего в Европе граф Осоргин многажды встречался с нужными французскими людьми и совершенно вошел к ним в доверие. Он также выполнял разные поручения, направленные к укреплению места Порты и Франции на Балканах. Случайно ли появление графа Осоргина в Тавриде, которая ныне присоединена к Российской державе, но еще не оставлена заботами противных держав с тем, чтобы отторгнуть ее вновь под крыло Оттоманской Порты? Граф Осоргин уже встречался в Крыму с одной особой, именующей себя леди Кенти и являющейся прямой исполнительницей воли французских правителей. Леди Кенти выдает себя за путешественницу, однако же точно известны ее связи с французским двором, о чем, в частности, уведомлял государыню наш посланник в Париже. Леди Кенти действует вместе с другой не менее странной особой, госпожой Черногорской, которая, хоть и имеет отличные рекомендательные бумаги, все же вызывает большие подозрения, и поговаривают о ней, что она особа высокого происхождения, скрывающая свое истинное лицо. Не слишком ли много сразу знатных путешественников для скромной Тавриды? Добавим еще, что, по слухам, в свое время госпожа Черногорская скрывалась в имении Осоргиных. Если учесть, что в начале мая перехвачен у берегов Судака пакетбот со множеством оружия, привезенным издалека для целей, без сомнения, злодейских, то не видится ли за всем этим дела, опасного для благополучия государства? За сим остаюсь ваш покорный слуга и доброжелатель во все времена».

— Но это навет! — воскликнул Петр Иванович, прочитав.

Полицмейстер вздохнул.

— Гнусный навет! — повторил граф.

— Что же могу я поделать, батюшка? — сказал полицмейстер. — Видите, писано тут: «дело государственное»! И уж кланяйтесь графу Михаилу Васильевичу, он к вам благоволит. Он вам письмо приказал показать, да и уверен, что вы оправдаетесь.

— В чем же оправдываться? — воскликнул вновь Петр Иванович. — Ежели я напишу, что вы турецкий шпион, так чем вы ответите, кроме возмущения?

— Но ведь вы встречались с названной леди Кенти?

— Ну и что? Я, между прочим, встретился с ней в доме Каховского!

— А с госпожой Черногорской?

— Всего лишь однажды, случайно. — Подумав, Петр Иванович добавил: — Если быть точным, два раза.

— А из-за нее-то весь сыр-бор, — сказал полицмейстер. — Я предписание целое вчера получил. Из Петербурга. То есть, конечно, не я, а чины повыше, но переправили мне. За этой госпожой Черногорской следить неустанно.

— Вот и следите, — сказал с раздражением Петр Иванович.

— Но что бы вы могли мне о ней сказать?

— Ничего! — отрезал граф Осоргин. — Я эту особу не знаю и видел дважды случайно. Один раз в дороге, другой в имении Струнского.

— А, Струнского, — пробормотал полицмейстер.

— Вам бы не со мной говорить, а того подлеца поймать, который наветы пишет!

— Мне до высокой политики далеко, — сказал полицмейстер. — Но посудите сами, ваше сиятельство, как мне быть? Я и позвал вас для того, чтоб посоветоваться. Да вот и сам граф Михаил Васильевич пишет, поговори, мол, с графом Осоргиным, он человек головастый. Глядишь, что подскажет, прояснит.

— Так вы за советом меня вызывали? — спросил в недоумении Осоргин.

— Точно так, — горестно ответствовал полицмейстер. — Я маленький человек. Мне предписание дали разобраться, а разобраться я не могу. Господи, леди Кенти! Да была она тут, с самой государыней в переписке, могу ли я осмелиться даже взглянуть на нее? Вы, по крайности, человек русский, с вами мне проще.

— Да выбросьте вы этот навет в корзину! — воскликнул граф.