Луи Буссенар - Капитан Сорвиголова

— Огонь! — вполголоса скомандовал Сорвиголова.

Один за другим, почти единым протяжным звуком прогремели шесть выстрелов — и отряд улан пришел в замешательство, выбитые из седла всадники кувырком полетели наземь, а их испуганные кони понеслись по степи. Правда, издали все это выглядело не так уж драматично: казалось, будто ребенок запустил шариками в оловянных солдатиков.

Несмотря на солидное расстояние, ни одна пуля не пропала даром. И кто знает, не сразила ли какая-нибудь из них сразу нескольких жертв? Ведь маузеровская винтовка — оружие страшное!

Англичане мгновенно разбились на мелкие группы, чтобы не представлять столь легкую мишень для пуль. Впрочем, и молокососы, чувствуя, что в них со всех сторон целятся, как улитки, попрятали головы.

Сложилась вполне ясная стратегическая обстановка: пятьсот англичан против одиннадцати храбрецов, обложенных на ферме, будто крысы в норе. В малом масштабе воспроизвелась судьба армии Кронье при Вольверскраале, с тою, однако, разницей, что молокососы, не связанные обозом, сохранили подвижность, да и кольцо окружения на этот раз не было таким плотным, хотя любая попытка пробиться сквозь ряды англичан заранее была обречена на неудачу.

Ну а что же задумал противник? Разумеется, он не станет тратить времени на осаду, которая задержала бы его на несколько дней, а предпримет нападение: попытается сделать брешь в стене и штурмом овладеть фермой. А отразить приступ предстоит всего одиннадцати бойцам!

Было около пяти часов пополудни. Очевидно, Колвилл, желая избежать лишних жертв, предпочитал ночную атаку.

Сорвиголова предвидел это, и, хотя ситуация на первый взгляд казалась безнадежной, не терял присутствия духа. О хорошем настроении говорила улыбка, светившаяся на его красивом юношеском лице.

— О, мы еще повоюем! — сказал он Папаше, который с невозмутимым спокойствием философа курил свою трубку.

Внезапно донесся вой летящего снаряда, усиливавшийся по мере его приближения. В ста метрах перед фермой раздался глухой взрыв.

— Недолет! — крикнул Фанфан при виде взметнувшегося столба из земли и камней.

Снова выстрел. На этот раз снаряд, едва не задев ограду, упал в двухстах метрах позади усадьбы.

— Перелет! — с важным видом знатока заметил Фанфан.

Третий выстрел.

Бум!.. Теперь уже не до смеха: снаряд угодил в самый гребень стены и вспорол около кубического метра каменной кладки.

Женщины и девушки, давно уже свыкшиеся с превратностями и ужасами войны, проявляли замечательное мужество. Пройдет несколько часов, и враг захватит старинное жилище их предков, разграбит и спалит, а обитателей фермы предаст смерти. А если кто и останется в живых, то, лишенный крова и всего имущества, будет обречен на нищенское существование. Но нигде не слышалось ни жалоб, ни возгласов отчаяния. Ни признака страха!

Хозяйка собрала в гостиной своих дочерей и кафрских служанок. Женщины стояли вокруг большого стола, как на вечерней молитве. Мать, заменив ушедшего на войну отца, открыла старинную Библию и торжественно читала ее вслух. Время от времени весь дом сотрясался от выстрелов, взрыв заглушал слова бюргерши, но голос ее ни разу не дрогнул.

Орудия англичан были наведены с математической точностью. Снаряды методично долбили по одному и тому же месту в стене, намеченному для бреши. Каменная кладка крошилась и осыпалась. Скоро пролом будет достаточно широк, и неприятель ворвется во двор.

А что же молокососы? Наблюдали за противником, забавлялись тем, что время от времени подстреливали какого-нибудь неосторожного пехотинца или кавалериста. Мы не ошиблись, они действительно забавлялись, ибо мир еще не видывал подобных осажденных — столь невозмутимых, так мало озабоченных своим положением, так беспечно, по крайней мере внешне, относившихся к страшной беде, которая неотвратимо надвигалась на них. А все дело в том, что бойцы безгранично доверяли своему юному командиру, непоколебимая бодрость которого передавалась всему маленькому гарнизону окруженной неприятелем фермы.

Сорвиголова сказал друзьям:

— Я все беру на себя! Майор Колвилл надолго запомнит встречу с нами!

Жан с помощью Фанфана занялся какой-то таинственной возней в отдаленном строении фермы. Остальные молокососы вели по приказу Сорвиголовы энергичную перестрелку, чтобы внушить англичанам преувеличенное представление о численном составе защитников усадьбы-крепости.

Покончив со своей загадочной работой, Сорвиголова отправил Фанфана на боевой пост, а сам попросил Папашу пройти с ним к тетке Поля Поттера: участие переводчика в переговорах с ней было необходимо, так как эта добрая женщина ни слова не понимала по-французски. Почтительно поклонившись, Жан, как человек, которому дорого время, сразу же приступил к делу:

— У вас полтораста голов скота — коров и телок. Не продадите ли их мне?

— Но, дорогой мой мальчик, англичане все равно заберут их и сожрут. Если коровы могут вам на что-нибудь пригодиться, возьмите их даром.

— Во сколько цените вы каждую корову?

— По меньшей мере, флоринов в двести… Но зачем говорить о цене, когда…

— Двести флоринов, помноженные на сто пятьдесят, составят тридцать тысяч флоринов. Да, так — ровно тридцать тысяч. А теперь будьте любезны вернуть мне книжечку, которую я отдал вам на хранение, перед тем как отправиться к водохранилищу в наряде сестрицы Бетие… Благодарю вас, милая тетя!

Получив назад чековую книжку, он открыл ее и, что-то черкнув, оторвал листок:

— Вот чек на тридцать тысяч флоринов. Вы можете предъявить его банку Претории или банку Лоренсу-Маркиша. В любом из них вам выдадут указанную здесь сумму. Это плата за стадо, которое принадлежит теперь мне.

— Но ведь я хочу подарить его вам!

— Хорошо, хорошо… Благодарю вас, до свидания! Я спешу. А бумажку вы все-таки припрячьте.

К этому времени снаряды снесли уже огромный участок стены. Образовался достаточно широкий пролом.

Близился закат. Через час будет совсем темно, а у англичан не видно никаких приготовлений к штурму.

Сорвиголова не ошибся. Колвилл и в самом деле подумал, что на ферме не менее сотни молокососов, и, желая избежать слишком больших потерь, решил идти на приступ под покровом ночи.

Жан между тем не принимал никаких, даже самых элементарных, мер для отражения атаки. А ведь он, несмотря на свою молодость, был опытным командиром. Мало того, глядя на него, можно было подумать, что он бесконечно радовался бреши, пробитой в стене снарядами. И если бы не беспрерывный обстрел из пушек, командир молокососов, пожалуй, отдал бы даже приказ очистить пролом изнутри и снаружи от щебня и камней.

Фанфан, ровно ничего не понимавший во всем этом, пришел в изумление, услышав, как его друг бормочет: