Луи Буссенар - Капитан Сорвиголова

Бессильный сломить героическое сопротивление буров, он стал превращать в пустыню те места, через которые проходила его армия. Английские солдаты методически грабили и сравнивали с землей не только хутора, фермы, селения, но и небольшие города.

Началось беспощадное истребление буров. Женщины, дети и старики безжалостно изгонялись из своих жилищ. Лишенные крова, голодные и оборванные, они бродили по степи и гибли от истощения и усталости.

Находились, конечно, и упрямцы, которые наотрез отказывались покинуть старый дедовский дом, где протекла вся их жизнь, где они любили, страдали, надеялись и трудились. Тогда дело принимало еще более серьезный оборот, ибо нежелание людей расстаться с родным кровом приобретало в глазах захватчиков характер преступления, караемого смертью. И завоеватели совершали казни с жестокостью и свирепостью новоявленных палачей.

Те самые англичане, которые не переставали кичиться своим либерализмом, благотворительной и цивилизаторской миссией, творили здесь, под снисходительным оком высшего руководства, такие мерзости, какие только может придумать зверь в человеческом обличье. Кровавое безумие охватило многих офицеров. Находились джентльмены, с истинным наслаждением исполнявшие обязанности палача. Одним из них был и вечно пьяный, свирепый маньяк майор Колвилл, кавалеристы которого завоевали в тех местах, где они орудовали, позорную славу карателей, ставшую несколько позднее достоянием и волонтеров генерала Брабанта [129] Брабант — английский генерал, с особой жестокостью осуществлявший в Южной Африке политику «выжженной земли», предусматривавшую разграбление и сожжение бурских ферм. .

В те дни, о которых идет наш рассказ, уланы майора Колвилла, входившие, как разведчики, в состав авангардных частей британской армии, оторвались от своего корпуса и наводили ужас на жителей района, раскинувшегося между Рейтцбургом, Вредефортом и железнодорожной линией Блумфонтейн — Претория. Солдаты не щадили ничего, даже деревьев. А бурское войско, сосредоточенное на границе Оранжевой Республики, не могло прийти на помощь несчастным жертвам английского варварства, ибо за спиной у него несла свои воды река Вааль — граница Трансвааля, которую должны были защищать буры, а под боком располагался нуждавшийся в охране брод Ренсбург, дававший англичанам возможность обойти противника и напасть на него с тыла. Столь напряженная стратегическая обстановка не позволяла генералу Бота покинуть укрепленный лагерь и перейти в наступление.

Подверглась нападению карателей и ферма Блесбукфонтейн, куда в один злосчастный день прибыл уланский отряд человек в двести.

Усадьба эта состояла из нескольких строений, где обитали десять — двенадцать крестьянских семей. Все здесь дышало сельским покоем и незатейливым достатком патриархального быта, созданным несколькими поколениями, которые в поте лица обрабатывали землю, собирали и перерабатывали ее плоды. День за днем упорно и терпеливо трудились они, с любовью созидая свой маленький мирок — зародыш будущего селения, а возможно, и города. Рождались и вырастали дети, создавались новые супружеские пары, которые селились в отдельных домах, построенных рядом со старыми. Так, словно мощные ветви огромного и прекрасного дерева, крепко вросшего своими корнями в священную землю отчизны, разрастались бурские семьи.

Как счастливо пролетали здесь годы беспечного детства и деятельной зрелости, за которой следовала почтенная старость!

А как опьяняли душу эти бескрайние просторы степей, светлая радость щедро вознаграждавшегося труда и сладостный отдых в семейном кругу! Пожалуй, никогда еще и нигде счастье не было таким совершенным и полным, как у этих людей, превративших ферму в маленький эдем.

И вдруг весь этот уклад, казавшийся нерушимым, рухнул в одночасье. Ураган войны, разразившийся над райским уголком, унес всех его юношей и мужчин, оставив без защиты слабых и больных его обитателей. Из двадцати шести мужчин Блесбукфонтейна на ферме остался лишь столетний слепой старец, с трудом добиравшийся до своей любимой скамейки на солнышке, да мальчуганы не старше десятилетнего возраста. Остальное население фермы состояло из женщин: девяностолетней прародительницы, славной и преданной подруги главы клана, ее дочерей, внучек и правнучек, то есть матерей, сестер и дочерей бурских воинов. Всего около семидесяти беззащитных людей.

Появлению вражеских солдат в усадьбе предшествовали резкие звуки трубы и стук лошадиных копыт.

С улицы прибежали ребятишки.

— Англичане! — задыхаясь от бега, кричали они.

Уланы, бряцая оружием, вихрем ворвались на просторный двор фермы. Во главе отряда галопировал майор. Рядом с ним скакали сержант и два трубача.

— Хозяина сюда! Где хозяин? — гаркнул сержант.

На пороге показался старый бур. Его вела прелестная белокурая девочка лет шести.

— Я хозяин, — с достоинством произнес бур. — Что вам угодно?

— Огласите, сержант! — приказал своим резким голосом майор, даже не удостоив старца ответом.

Тот извлек из-за обшлага мундира бумагу, развернул и стал читать, нарочито отчеканивая каждое слово:

— «Именем ее величества королевы и по приказу его превосходительства лорда Робертса всем лицам, пребывающим в этой усадьбе, предписывается немедленно покинуть ее. Малейшее сопротивление будет караться смертью».

И уже от себя сержант добавил:

— Даю вам пять минут сроку.

Ошеломленный старик устремил невидящий взор в то место, откуда исходил голос, объявивший этот варварский приговор. Ему казалось, что он плохо расслышал, не понял чего-то. Полным трагизма жестом простер он костлявые руки, а его старый, беззубый рот шевелился, не произнося ни звука.

— Дед, — заплакав, пролепетала девочка, — этот человек сказал: надо уходить.

— Уходить?! — замогильным голосом пробормотал старик.

— Да, да, убираться вон отсюда! — злорадно выкрикнул майор. — Пошли прочь, змеиное отродье, а не то живьем вас зажарим в этой норе!

Женщины поняли. Выбежав из столовой, где, охваченные леденящим страхом, спрятались от оккупантов, они окружили кавалеристов и, умоляя сжалиться, с душераздирающими воплями протягивали им младенцев, которых завоеватели хотели лишить крова и последнего куска хлеба.

Бандиты, злорадно хохоча, подняли на дыбы лошадей и, опрокинув ближайших к ним женщин, стали их топтать. Послышались вопли ужаса и боли, заглушенные гиканьем улан.

Когда истязатели отвели коней, на земле остался лежать младенец с раздробленной головкой. Мать с помертвевшим от горя лицом свалилась без чувств возле бившейся в агонии невинной жертвы изуверов.