Надежда Остроменцкая - Ветеран Цезаря

— Матросов и без него много!

— Пусть повар берёт мальчишку!

Кто-то деловито спросил:

— Обыскать лодку?

Едва сдерживая слёзы, я крикнул:

— Вот они, деньги! — И, сорвав с шеи мешочек, протянул его Сизому Носу. — Берите. Только не отдавайте меня в рабы вашему повару.

— Почему в рабы? — примирительно сказал Сизый Нос. — Ты будешь равноправным членом нашего товарищества, как и Аникат. Будешь при деле на кухне. Не даром же тебе есть наш хлеб. Слышал: матросов у нас много. Писцов и библиотекарей нам не надо… А ты заявил, что хочешь с нами остаться… Сколько тебе лет?

— Четырнадцать.

— Видишь: время игр прошло. Пора приниматься за работу.

Так вместо товарищества по поимке грифона я вошёл в компанию пиратов.

Одно — знать о чём-нибудь понаслышке, а другое — видеть собственными глазами. Прожив с пиратами год, я понял, что они совсем не те, какими рисовало их моё воображение. Раньше они представлялись мне отчаянными храбрецами, ежеминутно готовыми сложить свои головы ради славы. Теперь я убедился, что опасности в их жизни не больше, чем в жизни откупщика или купца, отправившегося за море ради наживы. Их старания избежать сражения внушали мне презрение. Даже от бури спешили они укрыться в защищённой гавани, которых было у них множество, особенно в Карии и Киликии [16] Ка́рия и Килики́я — области в Малой Азии на восточном берегу Средиземного моря. . А уж что касается военных кораблей, то, завидев какой-нибудь, мы сразу поворачивали нос в сторону. Впрочем, встречи эти были редки, потому что римский флот был слабее пиратского, — так по крайней мере утверждал глава нашей шайки Булл (он же — Сизый Нос).

Зато, преследуя беззащитное купеческое судно, отщепенцы, с которыми связала меня судьба и собственная глупость, готовы были совершить чудеса храбрости. А больше всего они любили, укрыв свой корабль среди скал, рыскать по побережью в поисках детей и женщин. Они ловили путников на дорогах, нападали на одиноких пастухов и угоняли их стада, а людей продавали перекупщикам на ближайшем рынке рабов.

Самые большие битвы, которые я в этот год видел, были с пастушескими собаками. Всё же во время нападения на купеческое судно двух пиратов убили. А один умер, объевшись дыней.

Боги, как я был бы счастлив, если бы все они поскорей перемерли и я смог бы покинуть эту ненавистную посудину!.. И зачем только отец подарил мне лодку и кормчего, обучившего меня морскому делу! Если бы не это, я никогда не попал бы к пиратам. А теперь убежать от них невозможно! Их тайны, которые я узнал, опутали меня, словно цепи, — попробуй только их разорвать, сразу угодишь к Плутону [17] Плуто́н — божество подземного мира, царства мёртвых. .

А тайн было много. Я знал только ничтожную долю их, но и это было опасное знание. Если и не было у них эдилов, как назвался Сизый Нос при первой нашей встрече, то, во всяком случае, существовали какие-то власти, какая-то организация, может быть — республика, а возможно, и царь; не знаю, я не успел за год в этом разобраться. В определённые числа наша миопарона приставала к пустынному берегу в Киликии, и Булл отправлялся в таинственную пещеру, куда разбойники сносили часть своей добычи. Думаю, что там заседали старейшины пиратов: одновременно с нашей миопароной к этому берегу приставали другие пиратские корабли, и начальники их делали то же, что Булл.

Кроме того, я узнал, что у пиратов есть свои крепости и гавани; в некоторых из них я успел побывать. Многие города на бесчисленных островах Эгейского моря и на берегах внутреннего платили пиратам дань, лишь бы они не хватали граждан и не продавали их в рабство. И мне были известны места, где эту дань мы получали. Я знал, что кое-кто из знатных римлян ведёт дела с пиратами. И даже цари, например Митридат Понтийский, дают разбойникам поручения. Этих знаний было достаточно, чтобы меня уничтожили при первой попытке к бегству.

Нет, меня уже не оскорбляло, что я чищу лук, вместо того чтобы сражаться. Но крики похищенных детей и женщин были слышны и на кухне. Они раздирали мне сердце. Одно успокаивало: я не участвовал в грязных проделках разбойников. Но скоро я был лишён и этого утешения.

Однажды, когда мы сидели в своей полутёмной кухне и потрошили рыбу (самое отвратительное из всех известных мне занятий), над нашими головами, словно Юпитер, спускающийся с Олимпа [18] Оли́мп — гора, где, по представлению древних греков, обитали боги, главным из которых был Зевс (у римлян ему соответствовал Юпитер). , появился осиянный солнцем Булл. Он остановился на лесенке, вытаращил глаза на сверкающие бронзовые котлы и хлопнул себя по ляжкам (так он обычно выражал изумление).

— Я вижу здесь только одно грязное место, — Булл ткнул пальцем в тунику повара, — пузо Аниката! Прямо чудо мальчишка сотворил с этой ямой. И всё же я должен забрать его у тебя, Аникат.

Аникат воздел руки к потолку:

— О боги!.. Зачем?!

— Пора обучать его военному делу. Сам знаешь, трое у нас выбыли. Может случиться, и твой засаленный котёл проткнут в схватке. Вот он и будет тебя защищать. Шестнадцатый год малому. До каких же пор возиться ему на кухне? — И, повернувшись ко мне, Булл приказал: — Ступай наверх. Гана займётся с тобою.

— Оставь его мне хоть на два часа в день, — взмолился Аникат.

Булл пожал плечами:

— Пусть помогает… если справится.

И вот за моё воспитание принялся новый наставник. Увы, он был так непохож на Валерия! Под его руководством я стрелял из лука в чаек, метал копьё в тушу убитого дельфина, привязанную за кормой миопароны, и проделывал другие военные упражнения. Тяжелее всего было бороться с Ганой, который ломал меня без всякого милосердия так, что я в изнеможении падал на палубу не в силах двинуть ни рукой, ни ногой. Тогда Гана хватал меня под мышки и бросал в море, отталкивая шестом всякий раз, как я подплывал к верёвочной лестнице, болтающейся над волнами. От страха утонуть у меня появлялись силы, и я снова и снова пытался за неё уцепиться, но Гана был неумолим. Наконец я начинал захлёбываться. Тогда меня вытаскивали из воды. А на палубе уже ждал Аникат с кружкой вина и, заставив её до дна выпить, уводил убирать кухню. А у меня болел каждый мускул и так хотелось спать!..

Словом, это была настоящая каторга, и я не видел впереди избавления.

И вот однажды, едва мы приступили к обычным нашим упражнениям, дозорный из прикреплённой к мачте корзины крикнул, что с наветренной стороны виден корабль, идущий в одном направлении с нами. На пиратском судне поднялась суматоха. Разбойники, схватив копья и луки, выстроились на борту миопароны. Матросы подняли парус, и мы бросились в погоню за небольшим судёнышком, палуба которого была скрыта от нас вздувшимся полотнищем их паруса. Мы неслись, накренившись, почти черпая воду левым бортом и оставляя хвост пены за кормой. Паруса — белый (их) и пурпурный (наш) — сближались с каждой минутой. Мы подлетели к ним уже так близко, что могли разглядеть гребцов и кормчего. Пираты метали в них копья и стреляли из луков. Но кормчий преследуемого корабля искусно маневрировал, и оружие пиратов почти не причиняло вреда.