Бернард Корнуолл - Рота стрелка Шарпа

— Наденьте шинель, сэр.

Лоуфорд улыбнулся:

— Боитесь, что я вас демаскирую?

Он показал кавалерийский плащ, отороченный мехом, с золотой цепочкой вместо застёжки.

— Я накину вот это.

Полковник говорил мягко, давая понять Шарпу, что, несмотря на разницу в положении, в их отношениях ничего не изменилось. Умный офицер и хороший организатор, Лоуфорд из забитого муштрой стада, каким он принял Южно-Эссекский полк, смог сделать грозное боевое подразделение. Впрочем, солдатчина была для него лишь этапом. Успех в Испании открыл бы ему двери в коридоры власти на родине. Его целью была политическая карьера. В бою он, как и раньше, доверялся чутью Шарпа, и за эту свободу действий Шарп тоже был ему благодарен.

Смеркалось. За рекой, на португальской стороне зажглись огни британского лагеря. В окопах батальоны ждали сигнала к атаке. Рюкзаки были сняты и сложены, ремни для удобства ослаблены, оружие тщательно проверено, а выданный ром выпит. Люди нащупывали в кисетах свои талисманы, веря, что те помогут им остаться в живых: кроличью лапку, прядь женских волос в медальоне, пулю, что попала, да не убила. До семи оставалось всего ничего.

Штабисты суетились, спеша отдать последние приказы. Кто-то молился, кто-то мечтал умереть со славой. К стволам мушкетов примкнули штыки. В гуще схватки не будет времени на перезарядку. Работа, как говорит генерал Пиктон, должна быть сделана холодным железом. Люди ждали, незамысловатыми шутками глуша страх.

Колокола на церкви пробили семь. Звон далеко разнёсся над заснеженной землёй. Пора. Пушки замолкли, и внезапная после многодневной канонады тишина больно ударила по ушам. Стал слышен кашель, топот и Шарпу вдруг показалось до ужаса ничтожным количество людей, собирающихся противопоставить себя всей мощи обороны. Лоуфорд тронул его за плечо: «Удачи!» Стрелок обратил внимание, что полковник так и не надел плащ, но было уже не до этого.

Харпер, за ним бледный Прайс с широко распахнутыми глазами. Шарп ободряюще улыбнулся ему.

— Вперёд!

На стрелковую ступень, на бруствер и в тишине вперёд, к бреши!

1812 год начался.

Снег скрипел под ногами Шарпа, позади себя он слышал тяжелое дыхание, позвякивание снаряжения, шорох обуви, — все те звуки, что сопровождают толпу мужчин, вынужденных бежать в гору.

Линия оборонительных сооружений вверху казалась чёрной на фоне слабых городских огней. Всё выглядело каким-то потусторонним, но для Шарпа так бывало в каждом бою. Он карабкался по заснеженному склону, каждый миг ожидая, что тишину разорвут выстрелы. Но крепость молчала. Её защитники словно не видели волну атакующих, грозящую вот-вот захлестнуть вершину холма. Два часа, подумал Шарп, два часа и всё будет кончено. Мясорубка под Талаверой длилась день и ночь, Фуэнтес де Оноро растянулось на три дня, но никто не выдержит ада в бреши дольше пары часов.

Поодаль пыхтел Лоуфорд, держа подмышкой плащ с болтающейся цепочкой.

— Похоже, мы застанем их врасплох. А, Ричард?

Вместо Шарпа ему ответили пушки. Наверху, слева и справа, французские канониры поднесли пальники к фитилям. Орудия рявкнули и, подпрыгнув, плюнули на склон пламенем. Верх холма превратился в жерло вулкана, окутанное дымом и подсвеченное огнём залпов. Прежде, чем утих грохот, на склоне стали рваться снаряды ближней картечи. Жестянки, плотно нашпигованные мушкетными пулями, разрывались, сея вокруг себя смерть. Снег испятнала кровь.

По крикам далеко слева Шарп определил, что Лёгкая дивизия, атакующая меньшую брешь, одолела подъём и достигла рва. Он повернулся к своим:

— Быстрей!

Пушки били без перерыва, и ветер не успевал рассеивать дым. Офицеры и сержанты окриками торопили солдат, но люди и так напрягали все силы, стремясь наверх, подальше от взрывов, в относительную безопасность рва. Далеко позади, у первой параллели, заиграл оркестр. Шарп поймал обрывок мелодии и вдруг понял, что склон закончился, и у ног зияет чёрная бездна рва.

Он испытывал соблазн отойти от края провала хотя бы на пару шагов, предоставив солдатам возможность бросать тюки в темноту как попало, но, уступив своим слабостям в малом, легче уступаешь им в большом, и Шарп стоял на гребне с Лоуфордом, торопя своих парней. Мешки мягко шлёпались вниз.

«Сюда! Сюда!» Их работа была закончена. Он увёл роту вправо, чтобы не мешать «Форлорн Хоуп». Смертники прыгали в ров, и Шарп остро завидовал им. Его рота разместилась на плоской вершине гласиса. Казалось, пушки бьют прямо над головой: ветер доносил их горячее дыхание. Батальоны топали по дну рва, следуя за «Форлорн Хоуп».

— Следите за стеной! — всё, что могла сделать сейчас его рота, это поддерживать наступающих своим огнём.

Но было слишком темно. Со дна рва слышался скрежет штыков, шарканье ног, приглушённые проклятия. Их сменил шорох осыпающейся щебёнки, из чего Шарп заключил, что «Форлорн Хоуп» уже у бреши, и добровольцы начали карабкаться по обломкам стены. Вспышки мушкетов осветили брешь, но огонь был не настолько плотным, чтоб остановить продвижение штурмового отряда.

— До сих пор… — Лоуфорд не договорил предложение, будто боясь спугнуть удачу.

Боевой клич заставил Шарпа повернуть голову. Ко рву подоспел очередной батальон. Солдаты торопливо прыгали вниз, иногда промахиваясь мимо тюков, иногда приземляясь на своих товарищей, но это не задерживало остальных. Темноту сотрясал гул, памятный Шарпу ещё по Гавилгуру, гул, источником которого служили сотни мужчин, стиснутые в ограниченном пространстве, и заставляющие себя двигаться вперёд, к бреши. Этот гул был главным признаком начала битвы.

— …Всё идет хорошо, — наконец, закончил фразу Лоуфорд. Он нервничал. Впрочем, Шарп тоже. Всё шло чересчур хорошо. Смельчаки из «Форлорн Хоуп» почти завершили восхождение, им на пятки наступали 45-й и 88-й, а французы отреагировали на это несколькими мушкетными выстрелами, да картечью, что всё ещё рвалась глубоко в тылу, перед рядами спешащих резервов.

Стена вдруг покрылась множеством огней. Они взмывали в воздух и, рассеивая искры, падали в ров. Пылающие вязанки соломы, обмотанные промасленной тканью, эти своеобразные осветительные снаряды превратили ночь в день. Французы взревели, триумфально, с вызовом. Пули защёлкали по камням, пронизывая ряды «Форлорн Хоуп». Французам ответили рёвом солдаты 45-го и 88-го, тёмная масса которых выбиралась из лабиринта рва на насыпь.

Шарп скомандовал своим немногочисленным стрелкам. Одиннадцать бойцов, не считая Харпера и его самого. Одиннадцать человек, переживших ужасы отступления из Корунны три года назад. Ядро Лёгкой роты. Их винтовки Бейкера били на триста шагов и более, тогда как для гладкоствольного армейского мушкета, «Браун Бесс», предел дальнобойности составлял пятьдесят метров. Даже звук выстрела из винтовки был другим. Шарп увидел, как один из французов, высунувшись из-за стены бросить зажигательный снаряд, зашатался и рухнул в ров. Шарп в который раз пожалел, что стрелков у него так мало. Он пытался тренировать кое-кого из красномундирников, но без особого толка.