Клауде Куени - Друид

Ванда помогла мне забраться в седло. Из-за непривычного шума и тревожных криков наши лошади начали нервно перебирать ногами и тихонько ржать. В лучах восходящего солнца мы наконец увидели бесконечные ряды римских легионеров, которые, спускаясь по холму, приближались к нашему лагерю. Могло показаться, что какой-то всемогущий бог вдруг натянул на склон шкуру убитого им огромного невиданного зверя, покрытую серебряными и железными ворсинками. На самом же деле каждый отдельный волосок был пилумом, который, конечно же, держал в руках римский легионер. Плотные ряды, словно живая стена, стремительно приближались к крайним палаткам лагеря. «Pila deorsum!» — раздались команды, выкрикиваемые грубыми мужскими голосами, и легионеры, идущие в первых рядах, метнули свои пилумы.

Тем временем послышались громкие заунывные звуки туб, и легионеры начали перестраиваться в прямоугольники и клинья. Некоторые пилумы застряли в земле, но большинство из них несли смерть, пронзая своими гибкими краями тела убегающих женщин, плачущих детей, с ненавистью смотревших на врага стариков и полуобнаженных воинов, которые бесстрашно встречали легионеров. Бежать было бессмысленно. Нас окружили со всех сторон. Римские солдаты, выстроившись в прямоугольники, буквально сметали тигуринов с пути. Там, где кельтские воины успели стать плечом к плечу и выставить на пути легионеров что-то вроде стены из щитов, прямоугольники без труда прямо на ходу перестраивались в клинья, которые разбивали строй кельтов словно гигантский живой таран. Тех, кому чудом удалось выбраться из этого ада, прорвавшись через окружавшие нас ряды легионеров, тут же настигала римская кавалерия. Это были небольшие отряды вспомогательных войск Цезаря, состоявшие в основном из аллоброгов, арвернов и эдуев. Задачей ауксилии во время этой битвы было преследование спасавшихся бегством. Эти кельты воевали на стороне Цезаря. Не было никакой необходимости следить за сороками и пытаться объяснить, что предвещает их полет. Я и так понимал: Цезарь приказал убивать всех подряд. Нет, он не ставил перед собой цели не дать кельтам вторгнуться на территорию его провинции или победить их. Проконсул решил уничтожить восемнадцать тысяч тигуринов. Всех до одного, чтобы никого не осталось в живых.

— Accelerate! Accelerate! [47] Поторапливайтесь! (лат.) — слышались отовсюду приказы центурионов, следивших за своими солдатами на поле боя.

Вдруг моя рука сама собой потянулась к золотому колесу нашего бога солнца Тараниса. Крепко сжав свой амулет, я закричал так громко, как только мог: «Дядюшка Кельтилл!» Ванда обеспокоенно взглянула на меня, словно лишний раз напоминая мне, что медлить нельзя. Мы сдавили пятками бока наших лошадей и помчались так быстро, как только могли, вверх по склону холма. Рядом с нами свистели пилумы и пролетали огромные камни, выпущенные из катапульт. На некотором расстоянии от нас скакало около дюжины всадников из вспомогательных войск. Они преследовали нескольких тигуринов, надеявшихся спрятаться в лесу и пережить эту резню. Именно благодаря им мы спаслись… Вернее, могли бы спастись… Потому что совершенно неожиданно от основной группы отделились четыре воина и направились прямо к нам. Двое из них, скорее всего аллоброги, немного замедлили темп, чтобы обойти нас сзади, а еще двое пришпорили лошадей и бросились наперерез, чтобы не дать нам возможности свернуть в лес.

Не могу точно сказать, о чем я думал в те мгновения. Наверняка я лихорадочно пытался найти хоть какой-нибудь выход из сложившейся ситуации. Сам того не ожидая, я вдруг достал из-под туники запечатанный сургучом папирус, крепко сжал его и начал размахивать им над головой, словно сумасшедший.

— Да здравствует Цезарь! — кричал я что было мочи. Знаю, кому-то это может показаться позорным и даже низким, но я в самом деле кричал тогда: «Да здравствует Цезарь!»

Один из всадников, который тем временем уже успел поравняться со мной, прокричал в ответ:

— Ты кто такой?

Этим всадником оказался молодой арверн Верцингеториг. Вместе со своими воинами, которые, так же как и их предводитель, были по приказу вождей изгнаны из своего племени, он сражался теперь на стороне римлян. Я показал ему золотой амулет, болтавшийся у меня на поясе.

— Я Корисиос, друид Цезаря! Я друг Лабиэна, друг примипила десятого легиона, а также друг…

— Тогда останови своего коня, друид! — со смехом ответил Верцингеториг. Он наконец-то узнал меня. Я придержал лошадь, хотя совершенно не был уверен в том, что поступаю правильно, и позволил всадникам, которые скакали следом за мной, сократить дистанцию. Сбоку к нам приближалась легкая нумидийская кавалерия.

— Немедленно проведите меня к Цезарю! — воскликнул я с наигранным возмущением и злостью. Я старался держать себя как можно более уверенно и говорить тоном офицера, привыкшего отдавать приказы. Из своего личного опыта я знал, что стоит как следует прикрикнуть на человека, как он тут же начинает тебе подчиняться.

— Не тот ли ты друид, который отправился в оппидум эдуев вместе с Кунингунуллом и Дико? — спросил один из воинов Верцингеторига.

Я молча кивнул. Арверн молчал, но по выражению его лица я понял, что ему было что-то известно о судьбе, постигшей Кунингунулла и Дико. Меня охватил смертельный ужас. Мне стало так плохо, что я едва не вырвал. Неожиданно я почувствовал на своем теле невидимую кольчугу, которая сковала мои мускулы и не давала вздохнуть полной грудью. О бегстве теперь не могло быть и речи. Всадники ехали в нескольких шагах от меня и Ванды. Сделав большой крюк, мы обогнули лагерь тигуринов. Со склона холма мне было прекрасно видно, что происходит внизу: легионеры методично завершали так внезапно начатую ими резню. По крайней мере, мне удалось остаться в живых. Но одна мысль не давала мне покоя: может быть, боги сохранили мою жизнь лишь для того, чтобы я, распятый римлянами, в муках умер на кресте?

Украдкой взглянув на Верцингеторига, я понял, что он привык к сценам, подобным той, которая разыгрывалась перед нашими взорами в лагере тигуринов. Война была делом его жизни. Арверн с улыбкой наблюдал за легионерами, которые добивали раненых и преследовали тех, кто надеялся спастись бегством. Иногда он бросал взгляд на меня, чтобы посмотреть на мою реакцию.

— Почему ты сражаешься на стороне Цезаря, Верцингеториг? — спросил я воина, чтобы прервать тяжелое, мучительное молчание.

Арверн широко улыбнулся.

— С того самого момента, как я и мои воины начали служить в римской кавалерии, нам неплохо живется. До этого нам приходилось промышлять разбоем, грабя купцов и путников. Раньше мы были изгоями, а теперь, занимаясь фактически тем же, чем занимались на большой дороге, мы получаем приличное жалованье.