Ланс Хорнер - Дьявол

Когда последний ворчливый портовый грузчик доставил последнюю бочку на палубу и последний матрос лениво спустил ее в трюм, работа Рори закончилась, но даже теперь он не мог сойти на берег. Большинство моряков покинуло судно, и Рори остался единственным офицером на борту. Обязанностей у него было мало, практически ему нечего было делать, кроме как стоять на палубе, облокотившись о перила, и глазеть на торговцев корзинами и украшениями, которые, почуяв, что корабль опустел, уже собирали свои пожитки и отправлялись восвояси. Когда они разошлись, он поднял глаза к дымчато-пурпурным вершинам гор и стал смотреть, как зажигались мерцающие звездочки свечей в горных домишках.

Картина эта напомнила ему, что он не зажег кормовой фонарь, и он стал подниматься по ступеням на шканцы. Его трутница осветила все вокруг на мгновение, и он заметил движение, которое тотчас же поглотила тьма. Он зажег сальную свечу в фонаре, опустил стекло и сделал шаг назад из круга света. Ожидая, пока его глаза привыкнут к темноте, он опять почувствовал движение — около бизань-мачты.

Он бесшумно и осторожно ступал по палубе, подкрадываясь к мачте, все тело было в напряжении, готовое к любому повороту событий. Странно: то, к чему он подкрадывался, не шевелилось. И, когда он достиг мачты и украдкой прошелся вокруг нее, пальцы его коснулись чего-то мягкого, и он почувствовал странный аромат: тяжелый запах пачулей, смешанный с почти всепоглощающим благоуханием мускуса. Источник этого аромата по-прежнему не двигался, а так как пальцы Рори продолжали разведку, они нащупали упругие груди и тугие соски женщины, затем скользнули вниз по обнаженному животу.

Кто бы это ни был, какая-нибудь шлюха из города, проникшая на корабль, или, может быть, Карма, на ней не было ни лоскутка одежды. Она была в чем мать родила. Затем, пока его пальцы все еще вели разведку, их подбадривали неистовые действия женских пальцев у него под одеждой, и теперь он знал наверняка, что это была Карма. Бесспорно, никакое другое тело не могло быть таким сладострастным, как ее. Пока пальцы женщины продолжали блуждать по нему, она прижалась к нему, стеная и вздрагивая, прижимая его тело к мачте. Очарованный этим присутствием, которое он чувствовал, но не видел, Рори забыл про все кроме ее близости и огня ее движущихся пальцев, которые, казалось, вот-вот ввергнут его в совершенно другой мир.

Он с шумом поймал воздух, отстраняя ее пальцы, и в этой экстремальной ситуации нашел только грубые слова для нее:

— Что здесь происходит? Вы — с голой задницей, голая, здесь, на палубе?

Она отпустила его, но прошептала, прижав свой рот к его:

— Я устала от своей маленькой каюты, в которой провожу так много дней. Хочу почувствовать легкий бриз своей кожей, целуя его. Монго, его нет. Делаю, что хочу.

Она высвободила пальцы из его обороняющейся руки и возобновила свои усилия. Рори встретил их с такой готовностью, что удивил даже Карму, и она продолжала с еще большим неистовством, удерживая его вес в своих сильных руках.

— Ты молод, белый человек с золотыми волосами, и ты самый настоящий мужчина. Карма хочет тебя, и Карма будет обладать тобой сейчас и здесь. Сейчас же!

Рори с шумом вздохнул, прижимаясь к ней.

— Иди ты к черту, женщина, я тоже хочу тебя, и это так же верно, как то, что у меня за спиной мачта, но ты же наложница капитана Спаркса, и, черт меня возьми, если меня поймают сопящим с его девкой…

— Они зовут тебя Рори, да? — Она схватила его зубами за нижнюю губу.

— Зовут, ну а при чем тут я, я не хочу отведать «кошки», если придет капитан и увидит нас здесь.

Он нагнулся, чтобы поднять бриджи, которые спали до щиколот.

— Ты голая, и я почти уже тоже!

— Но он не вернутся сегодня ночью, Рори. Капитан, он в Фуншале, и он очень счастлив там, потому что у него новые женщины, с которыми играть. Он говорить, он не возвращаться до утра, и я думаю, капитан очень любит Фуншал, потому что он всегда оставаться на ночь, когда мы здесь. Он думать, что запирать меня в своей каюта, но Карма находчивая. Она вылезать. У нее есть ключ, который Монго — он думает, — он потерял как-то очень давно. Ты иди, Рори.

— Куда иди?

— Лучше в каюте капитана, да?

Ее алчный рот дразнил его, пока колени у него не стали ватными.

Впервые в жизни Рори был с женщиной, к которой ему не надо было наклонять голову для поцелуя, и ей не надо было вставать на кончики носков, чтобы дотянуться до рта. Раз капитана нет, что ж церемониться? Руки его обхватили ее, и теперь, когда силы вернулись к нему, он схватил ее и сильно прижал к себе. На этот раз уже она пыталась высвободиться от него.

— Ты идешь, Рори? Давай, Карма покажет тебе еще?

— Черт возьми, да! Я пойду, куда скажешь, и сделаю все, что захочешь. Сил больше моих нет.

— Тогда малыш Лизи или, может быть, рыжеволосый Тим тебя не устраивают?

— Что ты имеешь в виду, черт возьми? Я тебе не гомосек какой-нибудь, я не бегаю ни за Лизи, ни за Тимом, ни за кем.

— Тогда бери меня, Рори. Овладей мной так, как никто и никогда еще не владел мной. Приди!

— Подожди, женщина, пока я пуговицы застегну. Потом иди первой, но мне кажется — в моей каюте лучше, чем у капитана.

— Постель у капитана мягкая и широкая, а твоя такая узкая. Не беспокойся, он не вернется.

— Тогда иди давай, а я за тобой.

Он подождал, увидел, что она пошла, как темная полоса на темном фоне, видел, как открылась дверь кают-компании, видел, как ее черный силуэт золотил свет, когда она входила, а потом, дав ей еще несколько минут, чтобы добраться до каюты, он пошел за ней. Он еле слышно постучал в белую дверь каюты и услышал ее приглашение войти. Открыв дверь, он был ослеплен яркой вспышкой света. Все свечи в каюте горели, и Карма прикладывала свою трутницу к последней незажженной свече в настенном канделябре.

— Зачем столько огня? — Он предпочел бы темноту, поглощающую ее черную кожу и делающую ее похожей на знакомых ему женщин.

— Ты не хочешь увидеть меня?

— Нет, хочу, но лучше в темноте.

— Но с Кармой, нет. Карма любить свет. Она любить видеть своего мужчину. Ей нравится смотреть, как ему нравится то, что она делать с ним.

Она подбежала к нему, густо покрыла его поцелуями, сдирая с него липкую от пота рубашку, дергая изо всех сил за широкий кожаный ремень с большой медной пряжкой, а когда она расстегнула его, стаскивая панталоны с ног, она вперилась в него широко раскрытыми глазами, а затем упала на колени, обхватив руками вокруг талии и облизывая его тело губами. Глядя на нее сверху, он распустил цветистую ткань, намотанную в виде тюрбана у нее на голове, и был просто шокирован, увидев, что башка ее была чисто выбрита, гладкая, как яйцо. Он был разочарован. Пальцы его желали утонуть в женских волосах, а эта блестящая лысина действовала на него отталкивающе. Он невольно отпрянул от нее.