Ланс Хорнер - Дьявол

Густые отзвуки разбудили голубей, гнездившихся под крышей галереи, и они закружились по двору, пока удар гонга эхом носился из стороны в сторону по пустому колодцу двора. Отзвуки гонга еще не стихли, когда все двери по периметру двора распахнулись одновременно и из них высыпала толпа женщин. Их было около сотни, а то и больше. Рори видел, что среди них были старухи с седыми волосами, молодые матроны, гладкокожие девушки и совсем молоденькие девочки, совсем еще дети. Он увидел кожу всех оттенков, от иссиня-черной до белой, у одной женщины были волосы соломенного цвета, как у Рори. Глаза всех остановились только на Хуссейне. С визгом и улюлюканьем они набросились на него с четырех сторон. Как загнанный зверь, он начал метаться то в одном направлении, то в другом, но спасения не было. Толпа орущих женщин сомкнулась, и он стал пятиться к краю фонтана, свесившись через него, тело его выгнулось назад так, что его стоячая мужественность возвышалась перед ним, как мачта. В мгновение они набросились на него, как менады, с дикими, горящими глазами и жаждущими губами. Хуссейн оказался в ревущем хаосе рук и ног, пока евнух-негр Бистака не влез в эту кутерьму с толстой палкой и не отогнал их прочь. По одной, мои красавицы, — проревел он, со всего маху пуская палку на их головы и руки. — По одной! Все попробуете, хотя конечно, те, что попроворней, угостятся лучше остальных.

Тут, на мгновение оставив Хуссейна, женщины стали драться между собой, кусаясь, царапаясь, щипаясь и таская друг друга за волосы. Их тонкие чадры были сорваны в дикой свалке. Они напоминали Рори стаю кошек, грубых и злобных в своей порочности.

Друг за другом они корпели над ним, и тело его изгибалось уже не в экстазе, а в агонии. Вскрики его становились все более хриплыми и прекратились совсем, и не было уже никакой нужды сдерживать его беспомощное тело. Оно перестало экстатически выгибаться и лишь подергивалось на плитах двора. Вскоре даже самые отчаянные попытки женщин не могли возбудить его, и они в ярости набросились на него. Руки, ногти и зубы терзали его плоть. Глаза его были выдавлены, уши оторваны, а рот разорван во все щеки. Стройная женщина с длинными золотистыми волосами и кожей белой, как молоко, которую выделил Рори, с огнем безумия в глазах, как когтями, вцепилась пальцами в Хуссейна, оскопила его и победно подняла кровавый трофей высоко над головой. Рори взглянул на нее. Она была самой красивой женщиной, которую он когда-либо видел.

Плиты внутреннего дворика стали скользкими от крови, но гарпии не оставляли своей дьявольской вакханалии до тех пор, пока Бистака по сигналу Бабы не прогнал их своей дубиной и они не отступили, сбившись в кучу в углу.

Рори взглянул вниз, и рот его наполнился блевотиной при виде бесформенной массы красного мяса на плитах и измазанных кровью рук тяжело дышащих женщин. Пока он смотрел на все это, он услышал глухой стук от падения тела матери Хуссейна с балкона вниз на плиты. Оно было безглавым. Женщины из гарема посмотрели вверх на балкон, где стояла одна мать Бабы. Она бросила окровавленную кривую турецкую саблю вниз во двор, подняла обе руки над головой и закричала:

— Преклоняйтесь! Преклоните колени перед султаном Саакса и запомните, как молодой лев пожирает шакалов, которые кусают его за пятки.

Одна за другой женщины гарема распростерлись на плитах, повернув головы в сторону Бабы. Одна из них медленно — это была белокожая блондинка — подняла голову и посмотрела прямо в глаза шанго.

— Пощади нас, господин, — взмолилась она, со странным акцентом говоря по-арабски. — Мы хорошо послужили тебе сегодня ночью. Живи в мире и будь милостив к нам, твоим слугам.

Баба повернулся к ней спиной и медленно вошел в комнату. В комнате кто-то зажег свечу, и в ее тусклом свете Рори увидел блестящую слезинку, скатившуюся по гладкой щеке Бабы.

— Халлас! — сказал он. — Все кончено.

После душераздирающих впечатлений в Базампо, за которыми последовало убийство Хуссейна в первую ночь в Сааксе, Рори тошнило от жестокости, кровопролития и зверства. Казалось, в Африке человеческая жизнь была самым дешевым товаром. Человек мог быть принесен в жертву, чтобы умилостивить разгневанного толстопузого фаллического африканского бога; он мог быть обезглавлен по прихоти какого-нибудь местного властелина за то, что наступил на тень вождя; или он мог подвергнуться пыткам, которым нет равных по утонченной жестокости, лишь для того, чтобы скрасить скуку какого-нибудь мелкого шейха. Африка действительно была жестокой страной. Ее реки кишели крокодилами, джунгли — ядовитыми змеями, широкие равнины — дикими зверями, воздух — прожорливыми насекомыми; а ее люди впитали в себя все зло, против которого они были вынуждены бороться на земле, в воде и в воздухе.

Нет, это было не совсем так! В Африке Рори обнаружил доброту, дружбу и гостеприимство, которые превзошли все его ожидания. Баба предложил Рори вместе со своей дружбой нечто прекрасное и утонченное, что трудно было выразить словами. Баба, кроме того, был щедр: Рори, который выехал из Ливерпуля без шиллинга за душой, теперь стал таким же богатым, как и старик Джордж Английский. Даже рубин, который Баба так небрежно преподнес ему, стоил больше, чем рубин Черного принца, который горел в короне династии Ганноверов. Одежды, которые Рори носил и которые когда-то принадлежали Хуссейну, были шикарнее, чем все, что он носил раньше. И это было не единственным наследством, доставшимся от Хуссейна. Из окна апартаментов Рори был виден внутренний дворик гарема, где находились наложницы и рабы Хуссейна. Четыре его жены и их многочисленные дети — все уже почувствовали удушающие ласки шелкового шнурка, но рабов и наложниц пощадили. Рори уже осмотрел их, так как Баба сказал, что они все принадлежат ему. Его собственность! Его рабы! Его движимое имущество! Как изголодавшийся мальчишка в кондитерской лавке, Рори никак не мог сделать выбор: куда бы он ни посмотрел, все пленяло его, он не знал, с какого пленяюще сладкого тела ему начать. Хуссейн был настоящим знатоком человеческой плоти, и теперь его тщательно отобранные покупки с невольничьих рынков Каира, Хартума, Туниса, Феза и Маракеша предстали перед глазами Рори для наслаждения. Ему требовалось только выйти на балкон своей комнаты, взглянуть на красавиц, фланирующих внизу, и, сделав окончательный выбор, сообщить о своем желании собственному гаремному евнуху Кариму. Через несколько мгновений выбранная им чаровница была бы уже рядом с ним на диване, готовая исполнить его желания.

Но, несмотря на все богатства, Рори часто обращался к Альмере, к той, которая пришла к нему в ту первую ночь в шатер Бабы. Он чувствовал себя с ней раскованнее, а она так привыкла к нему, что предвосхищала все его желания до того, как он о них говорил. Она была тихой, нежной девушкой с мягким голосом и смиренной в своей преданности ему; но спокойствие и самоуничижение, свойственные ей днем, сменялись страстными натисками ночью, если Рори того желал. Однако их он предпочитал принимать и от других обитательниц гарема.