Ян Потоцкий - Рукопись, найденная в Сарагосе

Ян Потоцкий, родившийся 8 марта 1761 г. в Пикове под Винницей, был старшим сыном коронного [7] Напомним, что Речь Посполитая делилась на земли Короны (т. е. принадлежавшие собственно Польше) и Литвы. Наименования подавляющего большинства придворных должностей, раздельные в Короне и Литве, превратились постепенно в придворную титулатуру, не связанную с выполнением функций, предусмотренных названиями данных должностей, и Юзефу Потоцкому не приходилось «рушить жаркое и пироги» во время королевской трапезы. Он принадлежал к той части магнатской фамилии Потоцких, многие представители которой вошли в историю Польши. Эта ветвь имела герб Пилава (причудливый семиконечный крест). Другие ветви фамилии пользовались иным гербом. кравчего графа Юзефа Потоцкого и его жены Терезы Оссолиньской. Вместе со своим младшим братом Северином Ян Потоцкий провел годы юности в Женеве и Лозанне. Именно в Швейцарии получил он разностороннее образование, благодаря чему привлек к себе внимание в польской столице и, подобно Огиньскому, рано выделился среди польской молодежи. Потоцкому не было ещё и двадцати лет, когда он приехал в Варшаву из Вены, где учился в военно-инженерной академии. Станислав Август очень рано счёл возможным доверять ему ответственные поручения политического характера. Вскоре юноша был награжден учрежденным королем орденом святого Станислава.

В эти варшавские годы, точнее в 1783 г, Ян Потоцкий женился на княжне Юлии Любомирской, дочери великого коронного маршала Станислава и, следовательно, племяннице упоминаемого в «Пане Тадеуше» князя Адама Казимежа Чарторыского, генерала земель подольских, писателя, вошедшего в историю польского Века Просвещения и, last not least, масона, а также политического деятеля, своеобразными вехами весьма сложной карьеры которого были полученный в юности орден Андрея Первозванного, а на склоне лет — звание фельдмаршала Австрийской империи.

Адам Казимеж Чарторыский, который одно время был претендентом на польский престол, часто упоминается в истории польской культуры как arbiter elegantiarum, уделявший особое внимание театру. Недаром «отец польского театра» Войцех Богуславский, говоря об Адаме Чарторыском, как о «неоценимом для национальной сцены счастье, покровителе всех тогдашних ученых, знатоке всех наук», называет период наиболее тесного сотрудничества князя Адама с театром «золотым веком отечественной сцены». [8] W. B o g u s ł a w s k i. Dzieje teatru narodowego. Przemyśl, 1884, str. 15. О популярности пьес Чарторыского свидетельствует хотя бы тот факт, что в сезоне 1775–1776 на варшавской сцене 13 раз шли пьесы Францишка Богомольца и 27 раз — пьесы Чарторыского. См. Zofia Z a h r a j ó w n a. Wstęp. В кн.: Adam Kazimierz C z a r t o r y s k i. Komedie Warszawa, 1955, str. 34. См. также Karyna W i e r z b i c k a. Żródła do historii teatru Warszawskiego od roku 1762 do roku 1833, cz. II. Wrocław, 1955, str. 174, 175, 178. Многие высказывания Адама Чарторыского, содержащиеся, например, в его «Письмах Досвядчиньского», которые содержат резкие выпады против «польских парижан», явно перекликаются с «Приключениями Миколая Досвядчиньского» величайшего представителя Века Просвещения в Польше — Игнация Красицкого.

Трудно сказать, разумеется, как протекал процесс приобщения Яна Потоцкого к идеям польских просветителей. Нет сомнения, однако, что идеи эти оказали на него сильнейшее воздействие. Читая «Рукопись, найденную в Сарагосе», мы не раз вспоминаем свободомыслие, которым отличался будущий архиепископ гнезненский (на этот высокий пост Красицкий был назначен в 1795 г.) и, вместе с тем, автор «Декана из Бадахоса» — беспримерного в истории польской литературы образца «кощунственной» насмешки над высшим духовенством. Но для польских просветителей характерны были стремления не только обличительные, но и познавательные.

С юных лет Ян Потоцкий стал поклонником «музы дальних странствий». Но путешествия свои он предпринимал не для развлечения (в чем упрекал «польских парижан» Чарторыский), а для широко задуманных исторических, географических и этнографических исследований и обобщений. Разнообразнейшие познания, приобретенные Яном Потоцким в те годы, когда «знал он муки голода и жажды, сон тяжелый, бесконечный путь», отразились в «Рукописи, найденной в Сарагосе».

Получив первоначальное образование, достаточно, правда, широкое, в Лозанне и Женеве, юноша поступил в ряды армии Священной римской империи. Ещё состоя на военной службе, Он побывал в Италии, Сицилии и на Мальте, откуда направился в Тунис, образы которого впоследствии столь причудливо преломились в «Рукописи» через четверть века после этого первого большого путешествия Потоцкого. Ко времени этого путешествия относятся и первые контакты автора «Рукописи» с орденом мальтийских рыцарей, не раз упоминаемым на страницах романа. Нужно сказать, что многие представители семьи Потоцких облачались в орденский черный плащ с восьмиконечным белым крестом. Век Просвещения характеризуется вообще расширением связей польских патриотов с орденом, масонскими и другими организациями, хотя связи эти не всегда были глубокими. Очень сомнительно, например, что Станислав Август, протектор польского «Великого Востока» и его приближенные (в том числе Чарторыский и Немцевич) достаточно хорошо ориентировались (в отличие, скажем, от Эльснера, учителя Шопена) в политике руководителей польского масонства, продолжавшего, несомненно, существовать и после указа Александра I о закрытии русских и польских масонских лож.

Ничего определенного о связях Яна Потоцкого, как, впрочем, и многих других лиц, с орденом мальтийских рыцарей мы не знаем. Напомним, однако, что судьбы этого ордена отличались сложностью. Первоначально (т. е. уже в XI веке) это был духовный рыцарский орден иоаннитов, названный так, ибо патроном ордена был провозглашен Иоанн Креститель. История этого древнейшего ордена, организационная структура которого была установлена возглавившим его в 1118 г. провансальским рыцарем Раймундом дю Пюи, привлекала особенное внимание Яна Потоцкого, который знал о постепенном преобразовании ордена госпитальеров, в своё время опекавших пилигримов, направлявшихся в Святую землю, о соперничестве его с орденом тамплиеров и о трагических событиях, подорвавших мощь обоих орденов на рубеже XIII и XIV столетий, т. е. о битве под Триполисом (в Сирии) в 1289 г., в которой погиб цвет иоаннитского рыцарства, и о варварской расправе над тамплиерами, учиненной в 1307–1314 гг. Фальшивомонетчиком (под этой кличкой был известен король Франции Филипп IV) и папой Климентом V, навеки заклейменными в «Божественной Комедии».

В 1530–1798 гг. иоанниты, ранее находившиеся на Кипре, а вскоре после начала процесса тамплиеров перебравшиеся на о. Родос, владели Мальтой и с тех пор называются мальтийскими рыцарями. В XVIII веке связи ордена с Польшей особенно укрепились. Характер этих связей не может считаться окончательно выясненным, однако император Павел I, став протектором, а затем и великим магистром «державного ордена», видимо, возлагал надежды на то, что именно орден может сыграть большую роль в инкорпорации Польши в Российскую империю и поэтому содействовал учреждению в Польше великого приорства ордена, предложив племяннику последнего польского короля, князю Станиславу Понятовскому, пост великого приора ордена. [9] Marian В r a n d у s. Nieznany książe Poniatowski. Warszawa, 1960, str. 198–199; Boguslaw Lesńodorski. Książe Rzeczypospolitej. — «Nowa Kultura» 12.III.1961. Речь идет об основателе поныне существующего рода князей Понятовских ди Монте Ротондо. Известно также, что князь Август Сулковский (предок легендарного адъютанта Наполеона и; возможно, побочный сын Августа II) был великим комтуром и наследственным командором ордена мальтийских рыцарей. Серьезного внимания заслуживает таинственная поездка Михала Клеофаса Огиньского на Мальту в 1796 г. (т. е. до захвата её англичанами) по пути в Константинополь, где, как известно, он был на протяжении некоторого времени представителем польской эмиграции.