Саймон Скэрроу - Орел нападает

Второй легион, как и все римские легионы, насчитывал пять с половиной тысяч солдат. Основой этой весьма внушительной боевой единицы являлась центурия из восьмидесяти человек под командованием ЦЕНТУРИОНА и подначального ему ОПТИОНА. Центурия состояла из десяти отделений — по восемь воинов в каждом, совместно размещавшихся в палатке или казарме. Шесть центурий составляли когорту, а десять когорт — легион, причем первая когорта имела двойную численность. Каждому легиону придавалось сто двадцать конников, разбитых на четыре маневренных эскадрона. Кавалеристы преимущественно выполняли обязанности разведчиков и гонцов.

Личный состав легиона имел в порядке понижения следующие чины.

ЛЕГАТ. Легатом легиона являлся знатный — обычно среднего возраста — римлянин, для которого пост этот служил, как правило, ступенькой к дальнейшей политической карьере.

ПРЕФЕКТ ЛАГЕРЯ. Им становился поседевший в походах ветеран, который долгое время был главным центурионом легиона и честность и боевой опыт которого не вызывали сомнений. Для незнатного воина это была высшая точка профессиональной карьеры. Если легат отсутствовал или по каким-то причинам оказывался не в состоянии командовать легионом, обязанности его переходили к префекту.

Шестеро ТРИБУНОВ являлись своего рода офицерами штаба. В большинстве случаев это были молодые, лет двадцати с небольшим, люди, желавшие получить военный и административный опыт перед тем, как осесть в органах гражданского управления. Над ними стоял СТАРШИЙ ТРИБУН, который в дальнейшем мог рассчитывать на пост легата или на политический рост.

Но костяком командного состава, обеспечивавшим как военную выучку легиона, так и строжайшую дисциплину в его рядах, были все те же ЦЕНТУРИОНЫ, славившиеся умением подчинять солдат своей воле и выдающейся воинской доблестью. Последнее приводило к тому, что этих командиров в сражениях выбивали чаще остальных. Старшинство среди них принадлежало главе Первой центурии Первой когорты, самому опытному ветерану, удостоенному наибольшего числа наград.

Четыре ДЕКУРИОНА командовали приданными легиону кавалерийскими эскадронами и могли рассчитывать получить под начало более крупный, вспомогательный кавалерийский отряд.

Каждому центуриону помогал ОПТИОН, являвшийся его заместителем и первым кандидатом на должность своего командира, когда та (что случалось часто) становилась вакантной.

Рядовые ЛЕГИОНЕРЫ обязывались отбыть на нелегкой воинской службе двадцать пять лет. Первоначально правом служить в легионах обладали лишь римские граждане, однако по мере расширения державы и увеличения численности армии легионерами все чаще становились представители коренного населения провинций империи.

Воины ВСПОМОГАТЕЛЬНЫХ КОГОРТ имели формально более низкий статус, чем легионеры. Эти подразделения формировались из жителей местности, в которой квартировал легион, и обеспечивали римскую армию конниками и легкой пехотой. Все воины, не имевшие римского гражданства, получали таковое по истечении двадцатипятилетнего срока службы.

От редакции. «Орел нападает» — это не только повествование о событиях, происходивших в Римской империи и Британии в I веке нашей эры, это прежде всего роман о войне. О войне, которая со стороны римлян ведется не народным ополчением, а профессиональными солдатами-легионерами. Они служили 25 лет и зачастую были более преданными своему командиру, чем отечеству. Империя расширяла свои территории, ей нужна была непобедимая армия.

Солдатский быт был примитивен, нравы грубы, а дисциплина сурова. Многие нарушения карались смертью. Грубость начальников по отношению к подчиненным считалась нормой. Зато когда победившее войско удостаивалось триумфа, солдаты отводили душу, распевая непристойные куплеты о своих командирах.

Саймон Скэрроу описывает солдатские нравы Древнего Рима современным «приземленным» языком, что может показаться некоторым читателям необычным, зато позволяет провести параллели с современной армией. Безусловно, эксперимент, но эксперимент во многом удачный.

Вспышка молнии осветила бурное море, и все окружающее — от вздыбленных пенящихся валов до четко очерченных, странно плоских фигур матросов и причудливых переплетений корабельной оснастки — вмиг побелело и словно застыло, пойманное в фантастическую ловушку. Однако миг миновал, и трирему вновь поглотила мгла, сменившая это ослепительно яркое, но — увы! — очень недолговечное торжество света. Низкое серое небо быстро затягивали черные тучи. Ветер гнал с севера свинцовые волны. Ночь еще не накрыла пляшущий водный простор своей тьмой, однако перепуганной команде невесть куда несущегося суденышка, равно как и его пассажирам, уже стало казаться, что солнце давным-давно покинуло небосклон, ибо оно давало знать о себе только слабым, размытым свечением, порой пробивавшимся с северо-запада сквозь пелену дождя и тумана. Шторм так безжалостно раскидал корабли, что префекту, под началом которого находилась маленькая флотилия, оставалось лишь, держась одной рукой за штаг, а другой защищая глаза от бешено крутящихся в воздухе ледяных брызг, тщетно всматриваться в неоглядную даль и сердито ругаться.

Из всей эскадры его в относительной близости пребывали теперь только два корабля, да и те с каждым подъемом очередного огромного вала оттаскивало все дальше к востоку. Остальные суда конвоя, разметанные стихией, вообще потерялись из виду. Правда, для некоторых из них еще существовала возможность отыскать вход в глубокий канал, ведущий к Рутупию — главной опорной базе римлян на британской земле, но флагман уже не имел таких шансов. Где-то на суше под Камулодунумом благополучно стояли римские легионы. Солдаты, готовые по весне продолжить завоевательную кампанию, сейчас безмятежно нежились в тепле зимних казарм, а трирему префекта, невзирая на все усилия дюжих гребцов, влекло прочь от спасительной земной тверди.