Анри Кок - Сиятельные любовницы

Кто бы ни был этот монах, нужно было во что бы то ни стало отыскать его и принудить к молчанию. Бианка не могла жить под его угрозой. А он, открыв ей тайну, явно угрожал ей.

Возвратившись во дворец, в свои апартаменты, где она обычно меняла свои бальные наряды, Бианка послала за Инессой Мандрагоне. Лежавшая в постели из-за болезни, Инесса, к сожалению, не могла присутствовать на свадьбе своего друга. Бианка умоляла ее в записке сделать все, чтобы повидаться.

С каким нетерпением она ожидала результатов своего послания!

Наконец, возвестили о прибытии Мандрагоне. Даже и пожираемая лихорадкой, она поспешила на призыв Бианки.

Та в нескольких словах передала ей все.

— Ваша светлость правы, — сказала испанка, — этот монах — Боргоньи… Это он, чтобы избавиться от угрызений совести, надел рясу… И все бы было к лучшему, если б, вступив в монастырь, он ограничился забвением прошлого, но его поступок доказывает, что у него слишком хорошая память и острый ум: он угадал все, и какова бы ни была его цель, человек этот теперь больше чем угроза, это — опасность!.. Этот человек умрет!

Бианка не была жестока по природе, она вздрогнула при мысли, что убьют отца ее сына.

Мандрагоне заметила это и прибавила:

— Ваша светлость, если вы видите другое средство избавиться от этого человека, я готова повиноваться. Но подумайте, если Боргоньи употребил нечто вроде власти, когда его сын был еще в колыбели, то что же будет, когда этот сын явится во всем своем богатстве и могуществе?

Гордость иногда бывает сильнее, если выходит из низкого источника…

Бианка кивнула в знак согласия.

— Ты права, — сказала она. — Я не смогла бы жить, если б всегда чувствовала, что этот человек может вдруг встать между мной и Франческо. Делай же то, что сочтешь благоразумней. А как ты собираешься найти его?

— О, Сильва знает Боргоньи! А Сильва столь же ловок, как и храбр. Если нужно будет, он один за другим обыщет все монастыри Тосканы, чтобы отыскать нашего монаха. Положитесь на него.

— А когда он начнет действовать?

— Завтра.

— Почему не сегодня вечером?

— Я послала его в Казаль за медиком, который, как меня уверили, один в состоянии избавить меня от этой проклятой лихорадки.

— Да!.. Ты страдаешь, моя добрая Инесса!.. Ты очень страдаешь, а я стащила тебя с постели… Ложись скорее опять… Благодарю тебя!.. Завтра днем я увижу тебя. Прощай.

— До свиданья, государыня! До свидания, моя королева! — сказала Мандрагоне, прижимая к своим иссохшим губам свежую и белую руку Бианки. — Не беспокоитесь! Будьте счастливы в мире, ваш друг всегда с вами.

Подруга, поверенная, соучастница удалилась, поддерживаемая двумя служанками. Великая герцогиня Тосканская, королева Кипрская, отправилась к своему супругу, которого ее долгое отсутствие начинало уже беспокоить.

Это был великолепный праздник, справлявшийся во дворце Питти в честь бракосочетания Франческо Медичи и Бианки Капелло…

Не лжет та пословица, которая говорит, что нет светлого дня без черного: следующий день после свадьбы Бианки стал одним из самых печальных в ее жизни.

Пробило два часа, она собиралась отправиться к своей доброй Мандрагоне, когда неожиданно, в страшном смятении явился великий герцог и сказал ой:

— Мой друг, если вы мне верите, то отложите этот визит на другой раз.

— Почему же? — удивилась Бианка, но, заметив растерянность Франческо, воскликнула: — Ах! Инесса скончалась?

Это была правда. Жертва своей привязанности к Бианке, Мандрагоне умерла ночью, возвратившись от герцогини. И странное стечение обстоятельств! Сильва, которого она послала за доктором, не смог выполнить данного ему поручения, ибо в ту самую минуту, когда он слезал с лошади, его сразил молниеносный апоплексический удар, против которого была бессильна любая медицина.

Бианка рыдала. Одним ударом рок лишил ее преданного друга и единственного человека, способного защитить ее от монаха Боргоньи!

Свидетель горести, первоначальную причину которой он не мог знать, великий герцог тщетно старался успокоить Бианку.

Тщетны были его увещевания, и он пошел за маленьким Антонием, взял его из колыбели и, подавая Бианке, сказал ей:

— Возьми его. Вот кто сумеет лучше меня успокоить тебя. Поцелуй нашего сына.

Их сына!.. Вид ребенка в эту минуту показался Бианке кровавой иронией. Вчерашняя радость сегодня превратилась для Бианки в отчаяние, в тяжелую цепь, которая приковывала ее к господину. Между тем это крохотное создание — мальчуган двух лет, протягивал к ней свои ручки и бормотал: «Мама, мама!» Ах! Что бы там ни было, не должна ли была Бианка в будущем стать истинной матерью для Антония?.. И, быть может, тронутый привязанностью к его сыну, Джиакомо Боргоньи не осмелится смутить эту любовь, еще раз выйдя из своего мрака, чтобы пробуждать в ней память о прошлом и ужас будущего.

Бианка обманывалась. На следующий год, в день празднования ее свадьбы, при выходе из собора, в котором служилась обедня, когда она медленно проезжала по площади, монах — тот же самый — она узнала его голос! — пробравшись сквозь толпу, приблизился к дверцам ее коляски и повторил слова, которые были сказаны ей в минувший год: «Ты счастлива, королева? Подумай о тех, которые страдали, которые страдают. Помолясь за отца и за мать твоего сына!»

И так из года в год, в тот же самый день, повторялись и это явление, и эти вещие слова.

Что побудило Джиакомо Боргоньи действовать таким образом? То была его тайна! Но все более и более устрашаясь этим Дамокловым мечом, висевшим над ее головой, Бианка оставила, как слишком опасный, первоначальный план возвести на трон своего мнимого сына и выразила желание примириться с ближайшим наследником своего мужа, кардиналом Фердинандом Медичи.

Великий герцог при первых же словах Бианки восстал против этого примирения. Фамилия Медичи, подобно Борджиа, пользовалась странной репутацией. Когда Медичи не убивали посторонних, они отравляли друг друга. Но Бианка настаивала: кардинал, убеждала она, прелестный сеньор. Франческо уступил и написал брату письмо, на которое тот ответил, что как только завершит свои дела в Риме, то сразу же поспешит с приездом, и слал курьера за курьером.

Для него приготовили великолепное помещение во дворце Питти, состоявшее из двадцати комнат. В день его приезда вся Флоренция осветилась огнями. Франческо и Бианка в нарядных костюмах встретили кардинала на пороге палаццо. Великий герцог подал ему руку, но прежде, чем насладиться сладостью братской дружбы, кардинал, целуя руку великой герцогине, сказал ей:

— Франческо в своем письме уверил меня, что вы были главной причиной его великодушного решения: искренне каюсь, я сомневался в этом, но теперь, когда я вас вижу, я больше не сомневаюсь. Если вы так прекрасны, то должны быть и добры.