Андреа Жапп - Дыхание розы

Безумная надежда зародилась в душе Леоне, когда он вошел в церковь Пресвятой Богородицы. Надежда найти знак, подтверждавший, что эти камни, плиты и пилястры скрывали тайну, за которой он охотился столько лет. Головокружение, начавшееся у него в церкви, чудесное умиротворение, которое его неожиданно охватило, – были ли они подтверждением присутствия этого знака или первыми признаками одурманивания?

Что произошло с его уставшей кобылой? Он встал, немного покачиваясь, и осмотрелся. Привязанная в нескольких туазах от него за ствол березы, кобыла смотрела на рыцаря. Она выглядела намного бодрее, поскольку ночью ей не пришлось скакать, неся на себе тяжелую ношу. Он же, обессиленный, вновь упал на землю. Кто привязал кобылу? И тут он увидел бурый ручеек, вытекавший из-под холмика из опавших листьев. Леоне вытащил меч из ножен и подошел ближе. Разгребая листья острием меча, он уже знал, что ему предстоит увидеть. Он выронил меч из рук и упал на колени рядом с Аршамбо д'Арвилем. Потом смахнул рукой тонкий саван из листьев. По двум одинаковым сквозным ранам на груди, откуда вытекала кровь, испачкавшая белую накидку, Леоне понял, что убийца питал к покойному сострадание и уважение. Рыцарь-тамплиер последовал за Леоне с целью прикончить его, когда отрава начнет действовать. Но почему? Кто-то был здесь, тот, кто спас жизнь Пеоне, без колебаний отобрав ее у командора тамплиеров. Защитник, а не негодяй или подлый грабитель. Кто? Почему? а затем этот защитник уехал на лошади тамплиера? Леоне казалось, что какие-то мимолетные воспоминания ускользают от него. Он напрасно пытался вернуть их. Охваченный сомнениями, он приложил дрожащую руку ко лбу.

Леоне преисполнился глубочайшим сочувствием, когда представил себе весь тот кошмар, который пережил этот человек Бога и войны. Отравить брата, убить его так, как это сделал бы подлый наемник. Кто? Кто мог обладать властью, достаточной, чтобы заставить командора ордена Храма пойти на подобную низость?

Даже если Аршамбо д'Арвиль получил приказ от своего Великого магистра или капитула, все равно этот приказ должен был одобрить сам Папа. Но Папа был мертв. К тому же Бенедикт никогда не приказал бы совершить столь подлое деяние. Леоне достаточно хорошо знал Бенедикта, уважал его и любил и мог бы поклясться в этом своей жизнью. Кто в отсутствие понтифика обладал достаточной властью, чтобы организовать убийство госпитальера? Ответ был столь очевидным, что при всей своей заурядной чудовищности напрашивался сам собой.

Удивление Гийома де Ногаре, советника и доверенного лица короля, сменилось беспокойством, быстро переросшим в ярость. Куда подевался этот Франческо Капелла, которому он стал так доверять? На следующий день после непонятного исчезновения Франческо Ногаре отправил гонца к Джотто Капелле, дяде своего нового секретаря. Послание, которое Ногаре велел доставить Капелле, было коротким и полным угроз. Может, Франческо приковала к постели неожиданная болезнь? По мнению Ногаре, никакая другая причина не могла оправдать его отсутствие. Он проклинал Джотто Капеллу за то, что тот дал ему столь плохой совет, расхвалив племянника, который оказался отнюдь не усердным, а еще в меньшей степени верным.

Прочитав письмо, Джотто Капелла буквально обезумел. Сначала он решил немедленно бежать из Франции, но затем с головой забился под стеганые одеяла, подумав, что, если советник короля понял, какую роль он сыграл в этом мошенничестве, его жизнь висит на волоске. Он часами хныкал, стучал зубами, но, тем не менее, весь покрытый потом под несколькими одеялами, придумывал всевозможные оправдания. Что мог противопоставить такой бедный банкир-ломбардец, каким он был, шантажу Франческо де Леоне? Да, Леоне и госпитальеры знали о предательстве, которое позволило мамлюкам сокрушить последние оборонительные рубежи крепости Сен-Жан-д'Акр. Что он мог поделать, кроме как подчиниться Леоне и выдать его за своего племянника, что позволило рыцарю поступить на службу к мессиру де Ноrape? Разумеется, ростовщик догадывался, что рыцарь собирался шпионить за советником короля. Но к чему привели бы все эти признания? Ни к чему хорошему, по крайней мере для него. Измучившись от страха, Капелла наконец решил вылезти из-под одеял и написать короткий ответ. В письме он поведал о неожиданной истории с барышней, которая опутала племянника любовными сетями, заставив его, потерявшего голову, покинуть Париж и отправиться вслед за ней в Италию. Он описывал отчаяние ошеломленного дядюшки, сокрушающегося, что он прогневал мессира де Ногаре. Письмо заканчивалось резкой критикой нравов молодежи и ее безумств. Но письмо не убедило мсье де Ногаре, который увидел в нем лишь жалкое извинение.

Когда советник короля выпустил из рук листок бумаги, исписанный каракулями, им овладело гневное спокойствие. В глубине души он не мог простить себе, что испытывал некую духовную общность с Франческо Капеллой, что нашел его умным человеком и что, возможно, позволил себе сделать некоторые признания. Затем он долго думал о письме Капеллы. В конце концов Ногаре успокоился. Дело выеденного яйца не стоило, а вот неискренний Джотто, порекомендовавший ему своего племянника, должен кусать себе локти. Ногаре лично проследит за тем, чтобы Джотто Капелла никогда не получил должность капитана ломбардцев, о которой этот негодяй так давно мечтал.

Все утро Гийом де Ногаре пребывал в плохом настроении. Он потерял не только усердного секретаря, но и приятного собеседника. Советник короля погрузился в счета. Его тонкие губы искривились недовольством, когда он принялся составлять список последних сумм, полученных братом короля из казны. Как положить конец разорительному неистовству Карла де Валуа, не оскорбив короля? Карл де Валуа мечтал о сражениях, завоеваниях, – одним словом, об армиях, которыми будет командовать. У Франческо Капеллы имелись все основания для беспокойства. В тот самый момент, когда Ногаре думал о своем исчезнувшем секретаре, из королевских покоев до него донесся лай. Это была одна из заячьих гончих [17]Филиппа Красивого. Ногаре резко повернулся к ковру, находившемуся у него за спиной, к красным пастям, вышитым на синем фоне. Он встал и приподнял ковер. А вдруг Франческо был шпионом? Но кому он служил? Разумеется, не Джотто Капелле. Ногаре внимательно осмотрел замок, запиравший тайник, но не обнаружил ничего подозрительного. Тем не менее его не оставляли сомнения. Он снял с шеи цепь, на которой висел ключ и с которой он не расставался даже во время сна, и вставил ключ в замочную скважину. Ему показалось, что механизм поддался с трудом. Но, возможно, у него просто разыгралось воображение. Затем он осмотрел содержимое тайника. Ничего не пропало. Но почему дневник в черном переплете из телячьей кожи лежит поверх писем? Он получил или написал эти письма уже после того, как в последний раз сверялся с дневником. По идее, дневник должен был лежать внизу или среди писем. Был ли он в этом столь уверен? В конце концов, замок никто не взламывал. Привычка властвовать обострила недоверчивость Ногаре. Внезапное исчезновение Франческо, которому его дядя дал столь нелепое объяснение, лишь усиливало тревогу советника короля. Поскольку Ногаре не мог расспросить племянника, он приставит нож к горлу его дядюшки. Советник короля направился к двери, чтобы позвать привратника, но потом одумался. Признать, что ему не хватило осмотрительности в столь мрачные и смутные времена – разве это не было ошибкой, за которую он мог дорого заплатить? Ангерран де Мариньи, уже ставший камергером короля, прибегал к различным уловкам, чтобы снискать милость монарха, в чем ему помогала любимая жена Филиппа, королева Жанна Наваррская, сделавшая Мариньи своим наперсником и доверенным лицом. Беспокойный, молчаливый и желчный Ногаре завидовал непринужденности своего противника. Мариньи говорил, напоминал, рассуждал таким волнующим или страстным тоном, что собеседники воспринимали каждое его слово как евангельские сентенции. Гийом де Ногаре знал, что не способен бороться с такой живостью речи и свободной манерой держаться. Если он признается королю, что стал жертвой шпиона, которого сам взял на службу, Мариньи воспользуется этим промахом, чтобы дискредитировать его. Даже если он отдаст Джотто Капеллу в руки палача и тем самым отомстит за себя, это все равно не укрепит его позиции при дворе.