Феликс Гра - Марсельцы

— Я убежал от него возле замка Гарди.

— Что он от тебя хотел?

— Он хотел убить меня!

— Ах, негодяй! Знаешь ли ты, кто это был?

— Да, я знаю, это был Сюрто.

— Телохранитель господина маркиза?

— Он самый.

— Не может быть! Молчи! Не смей этого говорить! Ступай скорее спать. Ты ужинал?

— Да.

— Отлично, постарайся поскорее уснуть. Господин кюре в больнице, с женами этих несчастных. Когда он вернется, он разбудит тебя, если найдет нужным.

С этими словами Жанетон отперла дверь комнаты, где я провел прошлую ночь, впустила меня туда и повернула за мной ключ в замке.

Ощупью, в темноте, я нашел кровать и, раздевшись, лег. Я долго не мог уснуть. Перед моими глазами неотступно стояла высокая фигура в белом балахоне. Поминутно я вскакивал с постели, обливаясь холодным потом, — мне казалось, что белое привидение стоит в ногах кровати. Если усталость превозмогала страх и я погружался в дремоту, то тотчас же с криком просыпался: мне снилось, что убийца навалился на меня и душит окровавленной рукой мое горло или хватает меня за ногу и тащит с постели… Вот он выхватил из рукава длинный нож, он хочет проткнуть меня насквозь, как тех несчастных, в больнице…

Внезапно с громким скрипом растворилась дверь комнаты, и луч света из фонаря на мгновенье ослепил меня.

— Кто там? — в ужасе вскричал я.

Это был кюре.

— Не бойся, Паскале! — сказал он. — Это я. Вставай, скоро день. Тебе надо уходить. Ничего не бойся, я не дам тебя в обиду!

— Я не хочу идти в больницу! — захныкал я. — Там убийцы… Я боюсь их!

— Ты не вернешься в больницу. Подымайся же скорее: надо, чтобы ты успел скрыться до наступления дня!

Не возражая более, я быстро оделся. Но где же моя треугольная шляпа?

— Ты ищешь свою шляпу? Вот она, ты оставил ее в больнице.

И кюре отвел меня на кухню, где Жанетон уже разводила огонь. Старуха суетилась, бегала по комнате взад и вперед, поминутно вздыхая.

— Господи, что еще нам суждено пережить! — шептала она.

Она сложила в маленький мешочек из голубого полотна хлебец, две горсти сушеных винных ягод, горсть миндаля, несколько яблок и фляжку вина. Когда все было готово, господин Рандуле притянул меня к себе.

— Дитя мое, — сказал он, — мы переживаем тяжелые времена… Люди ополчились друг на друга, они грызутся между собой, словно волки, земля красна от пролитой крови. Нет более ни родных, ни соседей, ни друзей, каждый готов убить каждого. Тебя, дитя мое, тоже ищут, чтобы погубить. Но ты храбрый мальчик. Послушайся меня, отправляйся в Авиньон. Авиньон далеко, тебя не станут искать там. Возьми этот мешочек с провизией и фляжку с вином. Здесь достаточно еды на два дня. Вот тебе еще письмо к канонику [3] Каноник — духовное лицо. Жоссерану, спрячь его хорошенько. Когда ты придешь в Авиньон, иди прямо к канонику, мое письмо все объяснит ему. Он устроит тебя на работу, и ты сможешь добывать себе на пропитание.

Тронутый до слез, я мог только отвечать:

— Благодарю вас, господин Рандуле. Но…

— Что ты хочешь сказать?

— Но мать моя… Кто позаботится о ней?

— Не беспокойся об этом. Твоя мать и твой отец ни в чем не будут нуждаться.

С этими словами добрый кюре сунул мне в руки мешочек с провизией и фляжку с вином.

— Пойдем, — сказал он, — я выведу тебя на дорогу.

И он первым спустился по неосвещенной лестнице.

На улице было темно, и звезды еще не успели погаснуть. Кругом не было ни души. Вчерашние волнения улеглись, и деревня крепко спала. Тишину ночи нарушал только несмолкающий ропот водяных струй в бассейне и на площади.

Мы миновали спящую деревню и вышли на авиньонскую дорогу.

Господин Рандуле обнял меня и сказал:

— Я позабочусь о твоих родных. Каноник Жоссеран поможет тебе устроиться в Авиньоне. Смотри, не потеряй моего письма к нему, слышишь? А теперь ступай. Когда взойдет солнце, ты будешь уже на полдороге к Авиньону, а к вечеру увидишь крыши папского дворца [4] В начале XIV века, потерпев поражение в борьбе с французским королем Филиппом IV, папа Климент V вынужден был из Рима переехать в город Авиньон, принадлежавший тогда графу Прованскому, но фактически бывший в зависимости от французского короля. Во время этого так называемого «авиньонского пленения» (1309–1377) папы построили там замечательный дворец. .

С этими словами добрый кюре снова крепко обнял меня. Мне показалось, что он опустил что-то в карман моей куртки, но я был слишком взволнован прощанием, чтобы тут же это проверить. Запинаясь, я мог только пробормотать: «О, спасибо, спасибо, господин кюре!» и зашагал по дороге в Авиньон.

О, эта пустынная дорога, чуть белеющая в густом мраке ночи, — я никогда не забуду ее! Сторожевые псы на гумнах еще издали чуяли мое приближение и заливались громким лаем. Они яростно бросались на меня, когда я проходил мимо. Сколько раз, дрожа от страха, я останавливался, не решаясь продолжать путь. Ведь я был еще ребенком, и темнота, рычание псов, унылые крики совы — все пугало меня. Но вот снова воцарялась тишина, и снова я робко шагал по дороге.

Наконец, стало светать. Верхушки Крепильонских холмов загорелись нежным розовым светом.

Вместе с темнотой рассеялись и мои страхи. Я бодро зашагал вперед. Я любовался собой, глядя на бегущую впереди меня тень. «Неужели это ты, Паскале, — думал я, — такой высокий, нарядный, в крепких башмаках и треугольной шляпе? Ты стал уже совсем взрослым мужчиной!»

Вдруг я вспомнил, что на прощанье кюре сунул мне что-то в карман куртки. Я нащупал там сложенную вчетверо бумажку. В пакетик были завернуты три новеньких серебряных экю по три франка! Какое богатство! Я еще более вырос в своих глазах. В эту минуту, кажется, я не испугался бы самого Сюрто.

Поднявшись на пригорок, я увидел невдалеке большой город с башнями и высокими домами. Бесчисленные окна отражали лучи солнца.

— Уже Авиньон? — радостно воскликнул я. — Как скоро я дошел до него!

Заметив невдалеке старого крестьянина, копавшего что-то на своем огороде, я подбежал к нему и спросил:

— Это Авиньон виднеется там вдали?

— Авиньон? — удивленно повторял он. — Видно, вы не здешний, молодой человек. Никакой это не Авиньон! Это Карпантра. А Авиньон, благодарение богу, далеко отсюда; если вы прошагаете весь день без остановки, может быть, дойдете туда к ночи.

Старик воткнул заступ в землю, оперся на него локтями и пристально поглядел на меня.

— Не советовал бы я вам, молодой человек, идти в Авиньон. Говорят, там сейчас творятся страшные дела… Если можете, вернитесь-ка лучше домой! Авиньонцы всегда были бедовыми — это сплошь забияки, буяны и пьянчуги. Ох, ох, дурная слава у авиньонцев! — Понизив голос до шепота и наклонившись к самому моему уху, старик продолжал: — Это воры, поджигатели и убийцы! Все они на стороне революции, на стороне Франции и против папы. [5] Со времени «авиньонского пленения» (с 1348 г.) город Авиньон находился во владении пап. Только во время французской революции, в 1791 г., он был присоединен к Франции. Эти разбойники дважды осаждали Карпантра. Ну, мы им, конечно, показали, где раки зимуют! Больше я вам ничего не скажу, молодой человек, и этого достаточно! Прощайте!