Юлия Нестеренко - «Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков

Ростоцкий на ломаном чеченском языке объясняет мальчишке, что надо отвезти письмо Шамилю. Тот послушно вскакивает на лошадь и, пришпорив ее грязными пятками, скачет выполнять поручение.

Надо как-то заманить в ловушку главаря банды и его ближайших помощников. От имени Шмеккера бандитов приглашают срочно приехать к старому аулу якобы для совещания.

Собака опять ведет себя как-то беспокойно, что-то нашла в кустах. Иду за ней, она упорно пытается Раскопать нечто, полузарытое под ворохом веток. О боже! Перед моим взором предстает восковое лицо старого чабана, залитое кровью; папаха валяется Рядом, на выбритом до синевы темени чернеет глубокая рана.

Понимаю, что бандит отстал от эсэсманов только в последний момент, когда те подходили к догорающему костру. Мы его в полумраке не разглядели, но он наверняка все видел. Кто ж его так? Гюнтеру пришлось убрать нежелательного свидетеля? Но когда он успел?!

Шагаем по левому берегу бурной горной речушки. Каньон постепенно суживается, затем вновь расширяется, открывая взору небольшую поляну, на которой живописными руинами лепятся развалины средневекового чеченского аула. Это несколько сторожевых башен, сложенных из дикого камня и поросших мхом, в стенах оставлены узкие бойницы.

Залезаем в самую высокую из башен на второй этаж, ребята деловито размещают в бойницах два ручных пулемета МГ-34, готовят к бою немецкие ручные гранаты с длинными деревянными ручками. Мне взамен моей мосинской винтовки дали автомат Хайнца; обезоруженный в плену Пауль взял автомат Шмеккера.

— Как ты думаешь, сколько будет гостей? — небрежно интересуюсь я.

— Человек пять командиров и несколько охранников. Обычно они так ездят, — отвечает Ростоцкий. — Не бойся, управимся. Как говорится, «с нами Аллах и два пулемета».

— А по-нашему это звучит «Готт мит унс унд цвай «МГ-34», — это снова Пауль со своими шуточками.

— Чуть позже назначенного часа на тропе появляется десяток всадников. В центре группы на черном жеребце восседает сам Шамиль. Это жилистый мужчина средних лет с жестоким и неприятным лицом. На голове белая чалма — знак паломничества в Мекку, сзади черными, как у демона, крыльями развевается по ветру темная бурка. Рядом скачут джигиты, все в лохматых папахах, с ног до головы обвешаны оружием немецкого производства. Наш фельдфебель, как старший по званию, «командует парадом»:

— Подпускаем поближе. Вы вдвоем стреляете именно по главарю, чтоб наверняка. Мы с пулеметов косим остальных.

Устроившись поудобнее перед узкой бойницей, навожу оружие на цель. Во время учебы в элитной нацистской школе я стабильно занимал призовые места на стрелковых соревнованиях. Вот и научили на свою голову! Ненадолго задерживаю дыхание и плавно жму на курок. В плечо мне бьет резкой отдачей, а на белоснежной чалме Абдуллы алой розой расцветает кровавое пятно — пуля угодила точно в середину лба.

— Фойер! Огонь!

Лай пулеметов вмешивается в цокот копыт, диковинными кустами вырастают взрывы гранат; лошади встают на дыбы, мечутся, сбрасывая и давя всадников.

— Ура! — победно орем мы с Ростоцким (и Крис, кажется, тоже!).

— Hur-ra-a! — вторят нам Гюнтер с Паулем.

Но на месте убитых тут же появляются новые, в еще большем количестве, похоже, Шамиль зачем-то привел на встречу всю свою банду, а это около пятидесяти человек.

Обозленные смертью командиров, они кидаются на нас, как стая бешеных собак, пулеметные очереди косят их, но силы явно не равны: их просто намного больше, и запас патронов у нас ограничен.

«Приз достается поймавшему медведя, а не пойманному медведем», — всплывает в голове дурацкая Фраза. Но не озвучиваю ее, действительные и страдательные причастия русского языка — слишком сложная грамматика для немцев. Не поймут.

Зато прекрасно понимают, что это, возможно, их последний бой, но никто не трусит, продолжают вести огонь из всех стволов.

Гортанные выкрики на чеченском и гиканье многократным эхом отражаются от стен ущелья. Вокруг башни, как рой жалящих ос, кругами носятся конные бандиты, стреляют на скаку.

Вот охнул и схватился за грудь Крис, рикошетом ранен в ногу Гюнтер. Патроны на исходе. Переглядываемся, мысленно прощаемся.

— «Ich hat es erwischt» (меня задело), — говорит своим фельдфебель.

Хриплым, яростным голосом сын белого офицера Ростоцкий запевает «Варяг»:

Сначала к нему густым басом присоединяюсь я, затем в наш хор вливается звенящий тенор Криса (он помнит слова, ведь он вырос в СССР). С песней и помирать легче!

Этот хор звучит настолько жутко и зловеще, что недоумевающие бандиты на некоторое время прекращают пальбу.

Внезапно вершины окрестных скал оживают хлопками выстрелов: узнаю знакомый стрекот старого доброго «максима», частую дробь родных трехлинеек.

— Никогда не думал, что испытаю такой бешеный прилив счастья от появления отряда НКВД! — признается потом Пауль.

Нам навстречу из-за скалы выходит улыбающийся Лев Давидович.

— Молодцы! Герои! Покрошили их как капусту!

Еще не остывшая от горячки боя немецкая десантура настороженно здоровается. Русский полковник щедро сыплет комплименты их боевой выучке и тактической изобретательности. Похвалы приятны, но заметно, что больше бы устроила простая фраза: «Всем спасибо, все свободны».

— Ну, все, мы можем уходить? — первым не выдерживает Гюнтер. — Вы давали слово офицера, обещали нам свободу.

Он с опаской оглядывает плотное кольцо оцепивших остатки банды красноармейцев.

— Конечно. А пока я приглашаю вас вместе отметить удачное окончание операции. Вы не пленники — вы мои гости на этот вечер. К тому же раненым необходима медицинская помощь.

Гюнтер дергается, но Пауль что-то быстро шепчет ему на ухо по-немецки.

Сформировав из бандитов небольшую колонну пленных, красноармейцы гонят их по дороге, я с фрицами еду в кузове грузовика.

Постепенно их настороженность спадает, разряжаясь каким-то нервным весельем: возможно, этому способствует фляга с русской водкой, презентованная нам полковником. Фляга идет по кругу, и вот мы уже с хохотом вспоминаем подробности прошедшего боя. Слава богу, двое наших товарищей ранены не тяжело.

«Ничего себе я выразился о них — «товарищи», — запоздало соображаю я.

— Сидим в качестве гостей Льва Давидовича во дворе под виноградной беседкой. Сочные янтарные грозди светятся прозрачным светом в лучах мягкого осеннего солнца. Мирно жужжат пчелы, садясь на сладкие ягоды, на земляном полу трепещут тени от резных виноградных листьев. Демонстрируя знаменитое кавказское гостеприимство, стол ломится от богатой выпивки и закуски.