Юлия Нестеренко - «Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков

— Вы не принесли нам новую жизнь! Вы только оскверняете землю наших дедов и убиваете моих братьев! — презрительно скривив губы, буркнул Идрис.

— Советская власть строит у вас школы, больницы, а вы подняли восстание…

— А что это нам дает, кто нуждается в этом? Вы бы лучше оставили нас в покое и не оскверняли нашу землю! — не дослушав, перебил его горец.

— Вы не сможете жить без помощи России!

— Мы всегда жили без вас и дальше будем жить!

— Но адат и шариат устарели, по ним нельзя жить в XX веке! — с полным сознанием своей правоты возражаю я.

— А за эти слова сам Аллах велит мне тебе язык отрезать! Мои прадеды воевали против вас, и я пойду по их пути! — взрывается бурной тирадой чеченец.

— Да. Проблесков коммунистической сознательности ты от него явно не добьешься, — констатирует Владимир.

— Истинные джигиты считают, что уважение и дань предкам — очень важное дело! — не сдается горец.

— Да ну его к черту! Уведите, пока я его прямо здесь не пристрелил! — не выдерживает майор.

Конвоиры подхватывают бывшего красноармейца под локти и выталкивают из штаба, обернувшись, тот орет:

— Шайтан заберет тебя и твоих кяфиров, мои братья еще перережут вам всем глотки!

— А ведь он сын начальника районного НКВД, причем от русской матери, поэтому до сих пор и держал его в гарнизоне, — вздыхает Петров. — Хотя чему удивляться, многие бывшие партийные и советские работники коренной национальности или уже ушли в банды, или тайно связаны с мятежниками. Даже среди работников НКВД есть оборотни. Вот недавно в селе Гухой один милиционер из местного райотдела освободил из КПЗ своих родных братьев, арестованных за дезертирство, прихватил оружие и скрылся.

— Ты не прав, — запальчиво возразил Чермоев. — Большинство чеченцев и ингушей ведут себя как патриоты! Многие вайнахи продолжают честно работать и даже дают вооруженный отпор бандитам. Вот недавно в селе Гуни бандиты хотели угнать колхозный скот. Так группа чеченских колхозников почти два часа вела с ними бой, но отогнала грабителей. Да и в селе Мехкеты в октябре нечто подобное произошло. В селах есть старики, которые в революцию были красными партизанами, они настраивают народ против абреков, призывают сражаться с фашистами и их прихвостнями.

— Из Центра передали: ждать очередную посылку из абвера ориентировочно в ночь на 30 января, опять груз оружия, боеприпасов и новейшей модификации мин. Наш отряд должен передать наилучшие координаты для выброски груза и оборудовать площадку.

— Отлично, — потирает руки Лагодинский. — Даже не надо тайком добывать сведения на секретном заводе, образцы сверхсекретной продукции абвер сам любезно вышлет нам авиапочтой. Ну, и особая благодарность от меня майору Арнольдту за бесперебойное снабжение боеприпасами. Прямо впору писать на него представление к награде за бескорыстную помощь Красной Армии!

На следующий день наша команда выезжает на большое горное плато над аулом Сержень-Юрт и оборудует там площадку с кострами. Стаскиваем сухой валежник, складываем его в четыре большие кучи и обильно поливаем керосином. Повезло, что погода не очень морозная, и слава богу, на нас не хлипкие вермахтовские шинели, а добротные красноармейские полушубки, но дует холодный влажный ветер, и я все равно мерзну. Точнее, пока работаешь — еще ничего, согреваешься в движении, но стоит только присесть отдохнуть, как холод начинает пробирать до самых костей. Вон Сереге хорошо — настоящий русский мужик: по-молодецки машет топором, аж звон по всему лесу стоит, весь распаренный, красный, полушубок нараспашку, аж пар от него валит! Не отстает от него и Петров, еще и на нас с Куртом успевает покрикивать: «Давай-давай!»

После обеда появляются любопытные чеченские подростки и старик, тоже собирающие в лесу хворост. Мальчишки пытаются общаться с нами наполовину на ломаном русском, наполовину на языке жестов. Старик с косматой седой бородой и в грязном бараньем тулупе, подпоясанном веревкой, производит впечатление полоумного — ничего не говорит, только мычит, как глухонемой, и шарахается от нас. Преклонные года согнули его почти пополам, он опирается на суковатую палку, приволакивает левую ногу, но движется довольно бодро для своих лет. Угощаем чеченцев немецким шоколадом из пайка и просим никому не говорить, что видели нас здесь.

Как только стемнело, прекращаем работу и битком набиваемся в крытый кузов полуторки, жмемся Друг к другу, пытаясь хоть как-то согреться и хоть немного поспать. Прижимаюсь к теплому телу Гюнтера, кладу голову на его плечо, на моих коленях пристраивает свою рыжую кудлатую голову Крис. Надо обязательно поспать, посреди ночи нас вновь ждет тяжелая работа.

Ровно в четыре ночи по команде запаливаем костры. В ночном небе раздается гул невидимого самолета, Курт по звуку его двигателя подтверждает, что это действительно «Ю-52». Гюнтер и Крис стреляют из ракетниц, подавая условный сигнал: две зеленые ракеты и красная. Пилоты делают круг; смутная тень под вой моторов скользит в вышине, закрывая звезды, затем в воздухе раскрываются белые купола грузовых парашютов.

Под руководством Петрова грузим тяжеленные контейнеры в крытый кузов полуторки, затем мы с Куртом готовимся к сеансу радиосвязи.

Сегодня на ключе будет работать Хансен, так как по легенде для абвера именно он является радистом группы Османа. Помогаю приятелю развернуть полевую рацию, затем сажусь рядом и, подсвечивая обоим ярким лучом электрического фонарика, диктую цифры записанной на листке шифрограммы. Текст составили мы с Петровым, дело Курта просто передать, а мое дело проследить, чтобы все было передано точно. Кстати, Лагодинскому здорово повезло в том плане, что Хансен был очень хорошим радистом и владел скоростью передачи более 120 знаков в минуту, поэтому абвер даже не предлагал прислать ему замены из своих агентов (читатель понимает, что последний вариант был бы очень невыгоден полковнику).

Точка-точка-точка — тире — точка-тире, did-did-did — da — did-da (SK — Schluss Kamerad) — заканчивает свою песню морзянка. Курт переходит на прием и дыханием согревает озябшие пальцы. Абвер рекомендует исследовать возможности диверсий на вновь построенной Кизлярской железнодорожной ветке, поздравляет Шмеккера с представлением к очередному званию гауптштурмфюрера.

— О, завтра будем обмывать новые погоны Петрову! — потирает руки Серега.

— Вам бы только повод выпить! — возражает майор. — Скоро совсем сопьетесь.

На рассвете трогаемся в путь. Дорога скользкая, слегка подтаявший днем, а затем вновь примороженный за ночь снег превратился в гололед, и шофер с трудом удерживает машину на обледенелой дороге. Петров сидит в кабине рядом с водителем, остальные члены нашего отряда разместились в кузове, верхом на ящиках с боеприпасами. В голове нашей маленькой колонны едет трофейный мотоцикл с тремя красноармейцами и ручным пулеметом, сзади открытый «Виллис». Сидящие в нем четверо красноармейцев, держа оружие наперевес, настороженно оглядываются по сторонам.