Владимир Евгеньев - Огни святого Эльма

У меня было очень развито воображение, я сразу представил себя на месте того смертника, мне стало жутко.

Тут я заметил, что у самолета нет колесиков шасси. Отец сказал, что шасси то им не нужно, они же не приземляются – пикируют на противника и взрываются, а запускают их с аэродрома с помощью специальных устройств.

Да, это конечно страшно. Человека запускают как торпеду, и путь назад ему уже отрезан, впереди ждет смерть.

«А что же? Их заставляют?», – спросил я у отца.

Он рассердился на мои многочисленные вопросы, на мою реакцию. Им даже пришлось прервать на время просмотр фильма.

«Нет, летят только добровольцы. Ты не понимаешь, в Японии своя культура – там считается почетным в определенных случаях покончить жизнь самоубийством. Даже считается долгом чести, например, при опасности попасть в плен и в других подобных ситуациях. Семье выплачивается вознаграждение, а погибшего камикадзе почитают как героя, погибшего за родину».

Потом пошли последние кадры. Корабль утонул, огромная страшная воронка сомкнулась, волны стали успокаиваться, посветлело. И тут прилетел последний истребитель. Он опоздал, все уже сделано. Самолет сделал круг на месте гибели крейсера и тут его сняли крупным планом, мы увидели летчика, он открыл кабину, снял шлем, можно было даже разглядеть его – ни ужаса, ни отчаяния, ни фанатизма в глазах, спокойное сосредоточенное лицо, типичный японец в очках. Даже показалось, что он слегка улыбался. Видимо, летчик увидел, что его снимают – помахал правой рукой, сделал последний круг и взял на себя штурвал. В этот момент я увидел выражение его лица. Оно несколько изменилось, как будто даже расслабилось – спокойствие и легкая улыбка. Самолет спикировал в море. Меня это все страшно поразило, особенно этот летчик.

Я долго переживал все это, и в результате в моей душе родилась идея, которой я по юношеской неопытности поделился с товарищами: «Хочу стать камикадзе!» Наша классная руководительница сказала, когда услышала об этом от ребят: «Сидоров уже определился со своей будущей профессией». Как ни странно, в моей груди созрело страстное желание отдать свою жизнь за родину.

Откуда оно могло появиться у двенадцатилетнего мальчишки, я и сам не могу сказать. Быть может, сказалась роль патриотического воспитания, которым пичкал меня отец, все время приводил примеры наших героев Великой Отечественной войны, образы советских солдат, бросающихся под танки с гранатой, закрывающих амбразуру своим телом.

Правда, недавно я прочитал такую версию, что Александр Матросов, на самом деле, просто служил в штрафном батальоне, и у него не было ни гранаты, чтобы швырнуть в амбразуру, ни патронов для выстрела с близкого расстояния. Он забрался сверху на борт, попытался руками отвести ствол пулемета, но сил не хватило. Немцы вытащили его за руки и расстреляли, но, однако, эта заминка помогла советским солдатам атаковать.

Так это или нет, не знаю. Это существенно не меняет дела, такая версия тоже вызывает сомнения – ствол раскаленный, как можно было за него хвататься, было много вопросов, но, суть не в этом.

Может ли подросток думать о смерти? «Не хочется думать о смерти, поверь мне, в семнадцать мальчишеских лет», а мне было двенадцать. Но, отчасти дело в том, что я думал, что умру не сразу, а буду долго и упорно готовиться к подвигу, проживу еще семь, восемь, десять лет – это представлялось мне огромным сроком.

С той поры я жил этой мыслью – поступил в секцию бокса, потом каратэ, начал прыгать с крыш сараев, купаться в ледяной воде, вывихнул себе ногу, приобрел хронический насморк, но это меня нисколько не остановило. У меня появилась цель в жизни, и все изменилось.

Конечно же, я сразу же поделился с моим другом Костей, но последний, к моему неудовольствию, не захотел стать камикадзе, он уже твердо решил быть писателем, и мои планы изрядно его воодушевили. Он мне сказал: «Только ты, когда решишь умереть за родину, не доводи дело до конца, останься жив, расскажи мне про свои ощущения перед смертью, потому что я про тебя буду писать книгу – роман от первого лица, который будет называться «Хочу стать камикадзе».

Отец поначалу серьезно не отнесся к моим словам, потом стал мне доказывать, что человек, конечно, в любой ситуации должен быть готовым умереть за родину, но не нельзя быть самоубийцей, не должен ставить своей целью – обязательно умереть, нужно жить ради родины! Даже приводил мне слова Сэлинджера из повести «Над пропастью во ржи»: «признак незрелости человека – то, что он хочет благородно умереть за правое дело, а признак зрелости – то, что он хочет смиренно жить ради правого дела».

Отец был убежденный коммунист, но он спокойно произносил фразу «смиренно жить ради правого дела». Однако, меня не так просто было переубедить, и я продолжал свое дело, закончил седьмой и восьмой класс, достиг немалых успехов в спорте. Ухитрился контрабандой пару раз участвовать в боях каратэ с полным контактом. Вы знаете, что это такое? Обычно в спортивном каратэ удар не доводят до конца, а фиксируют на расстоянии пяти сантиметров от точки, куда он направлен. Полу контактное каратэ – это удар фиксируется на точке, но не вкладывается сила. А контактный это удар, и очень сильный, можно сразу уложить сильного человека.

В какой-то момент я почувствовал себя готовым к своей миссии, а тут как раз произошла катастрофа в Чернобыле, и моя мечта осуществилось. Я поехал туда. Мне было четырнадцать лет.

Но отец не зря ел свой хлеб – он послал своих людей, меня перехватили уже в Пскове.

У матери произошел гипертонический криз. Тяжелый разговор с отцом, болезнь мамы сделали свое дело – я остался дома.

Подробно рассказывать все это было бы очень интересно, – добавил отец Олег, – можно даже рассказ написать.

Я залезал на высокие деревья, заплывал далеко в озере на даче, дрался с противниками, превышавшими меня по силе и по количеству. Был два раза жестоко избит. Даже хотел для воспитания морального мужества провоцировать конфликты с учителями, но Костя меня благоразумно остановил, сумел доказать, что это неправильно.

В пятнадцать лет случилось новое знаменательное событие – я влюбился в девочку из соседней школы. С этой школой у нас была, естественно, кровная вражда – мы дрались и поодиночке, и стенка на стенку, и отлавливали друг друга.

Вскоре я объяснился в любви, сказал Лене, что люблю ее, но мы не будем больше встречаться. Эта любовь останется сокровищем в моем сердце, так как я выбрал свой путь, ни сегодня – завтра я погибну, поэтому не хочу, чтобы она всю жизнь была несчастна.

Ну что еще можно сказать женщине, чтобы влюбить ее в себя.

Она сказала, что тоже станет камикадзе, что мы вместе пройдем этот путь, соединим свои судьбы, счастливо проживем один год, а потом вместе умрем. Это была прекрасная мечта – они были счастливы (один год) и умерли в один день, как у Александра Грина. Но, забегая вперед, скажу, что этот день продолжается уже шестнадцатый год.