Евгений Шалашов - Десятый самозванец

…Акундинов уж и попривык было, что войско стоит на месте. А тут в один миг из гетманского шатра высыпали полковники и разбежались по своим полкам. Вроде не прошло и часа (того, русского, что настоящий час, а не козацкого, что минута), как казаки из личной сотни Хмельницкого свернули шатер гетмана и генерального писаря и уложили все на скрипучие арбы, в которые были запряжены равнодушные ко всему на свете волы…

Шли не спеша, но и не медля. Тимохе было приказано ехать с обозом, где при небольшой охране размещались казна, шатры да личные вещи гетмана и генерального писаря. Вместе с ним гарцевали и «штабные» — пара молоденьких парубков, что были на посылках у гетмана, да казначей.

Неожиданно все «штабные», кроме казначея и охраны, куда-то подевались. Выговский приказал Тимофею оставаться на месте и тоже ускакал. А потом куда-то девались и простой, «негенеральный» писарь, и охрана… Акундинов остался вместе с волами, что тянули обоз, да с пожилыми казаками-погонщиками, что уже не годились для боя.

Волы стояли, деловито жевали свою извечную жвачку и по очереди портили воздух. Погонщики спокойно сидели на арбах и лениво покуривали трубки.

— Куда народ-то ускакал? — поинтересовался Тимоха у одного из казаков — одноглазого старика. Тот был в кожухе, надетом прямо на голое тело, да в драных шароварах.

— Збараж брать, — ответил старик, сощуривая уцелевший глаз. — А ты чего?

— А мне никто ничего не сказал, — не то пожаловался, не то повинился Тимофей и пояснил: — Толмач я, при гетмане.

— А, значит, нужный толмач, — кивнул старик с такой важностью, будто он сам был не меньше полковника.

— Збараж-то — это что такое? Село, город? — поинтересовался Тимоха.

— А это, хлопчик, крепость такая. Сейчас поглядим — ежели с налета ее возьмут, так хорошо. Тогда и возы расчеплять не будем. Волов вот только выпряжем.

— А если не возьмут?

— Значит, — пустил старик струйку дыма, — будем возы расчеплять, шатры ставить да ляхов измором брать.

Возы пришлось-таки «расчеплять». Как понял Тимофей со слов отыскавшегося Выговского, в небольшой гарнизон крепости вчера влились полки самого Иеремии Вишневецкого.

— Ну, ничего! — бодро заключил свой рассказ Иван. — Сил-то там много, а жратвы мало! Спешил Ерема-то, обозы бросил. Через неделю сдаваться начнут.

Татары, которые первыми наткнулись на обозы поляков, едва не перегрызлись с казаками из-за того, что те чуть припозднились. Едва-едва Хмельницкий и Ислам-Гирей сумели растащить свое воинство. К счастью, в обозе в основном были мука и крупы. Припасы были поделены по казачьим куреням и татарским сотням.

Иеремия, опытный военачальник, сумел использовать для обороны и старый замок, построенный еще крестоносцами, и новый, сработанный заезжими итальянцами лет десять назад. Даже со стен монастыря бернардинцев глядели пушки. А там, где пушек не было, текла река.

Несколько попыток штурма были отбиты. Правда, контрнаступление, предпринятое Вишневецким, тоже ничего не дало.

Тимофей впервые увидел атаку польских гусар. Красавцы в дорогих жупанах с откидными рукавами, в блестящих на солнце кирасах и с огромными, в половину человеческого роста, крыльями за спиной! Гусары атаковали не лавой, как принято у казаков, когда между каждым из всадников есть свободное для рубки пространство, а сомкнутым строем. Пики, направленные на врага (между лошадиных ушей, на полвершка от правого, чтобы лошадь не покалечить!), выглядели страшновато. А крылья, от которых шел душераздирающий свист…

Конечно, доведись Тимохе самому вступить в бой с гусарами, так он бы живым не вышел. Ему, наблюдавшему за боем с безопасного места, даже показалось, что вот сейчас гусары разгромят всех и вся! Но казакам было не привыкать рубиться с красавцами-ляхами. Гетман умело использовал извечную шляхетскую неприязнь и высокомерие. Навстречу гусарам был направлен полк Зарецкого, который, вступив в короткий бой, развернулся и поскакал прочь.

Поляки в запале боя не сразу и поняли, что против них используют обычный и старый татарский прием, известный на Руси еще со времен битвы на реке Калке, — заманивание противника ложным отступлением. Когда же гусары поняли, то было уже поздно. Пехота, выпущенная Вишневецким для подкрепления контратаки, безнадежно отстала, а конница, попавшая между двух жерновов — оборотившихся к ним казаков и татар, зашедших во фланг, — была перебита стрелами и вырублена. Оставшиеся в живых были свергнуты с седел арканами (а ими не только татары, но и казаки владели умело!) и взяты в полон.

Впрочем, развить успех Хмельницкому не удалось. Атака казаков на пехоту закончилась потерями, потому что первый ряд немецкой пехоты (польского, правда, происхождения) ощетинился байонетами, вставленными в ружейные стволы, а второй и третий ряды густо стреляли через головы, получая заряженные ружья от четвертого ряда. Казаки, теряя людей и коней, отступили, а польская пехота ушла в крепость.

Осажденная крепость не сдалась ни через неделю, ни через две, ни через три. За это время вся земля вокруг Збаража была копана-перекопана траншеями и рвами, заполненными казаками и их союзниками. Каждый считал своим долгом (исключая татар) спешиться и хоть разок да выстрелить в сторону крепости, не особо задумываясь — попал или нет.

Конечно, будь у Хмельницкого хотя бы с десяток двадцатифунтовых осадных пищалей, то можно было бы пробить в стенах одну-две бреши и бросить в пролом кавалерию. Увы, казаки имели лишь легкие шестифутовые пушки, рассчитанные на сражения в чистом поле. Ядра, выпущенные из их стволов, могли только долететь до крепости и удариться о стены, не причинив никакого вреда. Не было и мортир, с помощью которых можно было бы вести навесной огонь, проламывая ядрами крыши и чердаки жилых помещений и расстреливая все живое внутри крепости.

Выговский, взяв на себя командование артиллерией, приказал вести огонь по воротам. За два дня интенсивного артобстрела дубовые створки, окованные железом, были размочалены. Но порадоваться не удалось. Мудрый Вишневецкий предугадал подобное развитие событий — весь проем был заложен мешками с песком и щебнем. Конечно, можно было бы презреть опасность и идти на штурм крепости только с осадными лестницами, но гетман не хотел понапрасну гробить своих казарлюг.

Ислам-Гирей, застоявшийся без дела и поругавшийся с гетманом, повел было своих людей на приступ. Но пешие татары воюют неважно. Бежать под прицельным огнем, да еще и тащить на себе длинные штурмовые лестницы они смогли недолго. Потеряв около сотни убитыми и ранеными, татары отошли.

Военные действия зашли в тупик. Казаки не могли взять крепость, а осажденные не могли из нее выйти.