Михаил Шевердин - Перешагни бездну

Да и то, что сейчас предпримет он, Сахиб Джелял, во имя дружбы, приведет к тому, что ему придётся уйти, исчезнуть. А что сделает доктор? Вернее всего, и он уйдёт, и имя Бадмы будут от­ныне только вспоминать.

На половине подъема из-за каменных глыб выбрался человек в белуджской чалме и, ни слова не говоря, пошел следом. Сахиб Джелял даже не обернулся. Так вдвоем они дошли до пастушьей полуземлянки. Сахиб Джелял толкнул щелястую, ветхую дверцу и вошел.

В темном промозглом помещении едва тлел огонек в очаге. Вокруг него угадывались в белых гигантских чалмах сидящие на земле люди.

Прежде чем заговорить, Сахиб Джелял выпил с удовольстви­ем большую миску кислого молока

— Люди подобны плодам,— заговорил он наконец. — Есть сладкие, есть кислые и горькие, вызывающие зубную боль. Один стервятник сидит на кусте розы, и его ядовитые когти отравили цветы.

— Кто такой стервятник? — спросил седоусый, но еще креп­кий, воинственно выглядевший главарь белуджей.

— Ты его видел, Малик Мамат, — сказал Сахиб Джелял.— Стервятника зовут одноглазый Ширмат. Тысячи вдов и сирот в его стране, откуда он, вопиют о мести.

— Прикажете, хозяин, надеть одежды мести?

— Слушай, Малик Мамат, что я тебе скажу.

— Мы — белуджи, — сказал просто Малик Мамат. — Мы люди степей и гор. Наш дом — камни, наше одеяло — баранья шкура, наше вино — вода источников, наша пища — корка хлеба. Прика­зывайте, хозяин!

Сахиб Джелял позвал его, и они вышли из землянки.

— Видишь, Малик Мамат, внизу белую тропинку, что ведет в Мастудж. Шир-мат со своими выедет на эту тропу. Он и его лю­ди не должны проехать в Мастудж.

— Они и не проедут. А головы привезти вам, хозяин? — гово­рил о головах Малик Мамат с полнейшим равнодушием. Навер­ное, он проявил бы больше оживления, если бы речь шла о заказе на мешок моркови или арбузов.

— Прикажите похоронить их с головами. Безголовые не най­дут дорогу через мост Сыръат в рай. А теперь прикажите привес­ти мне коня.

— На вашем коне, хозяин, уехал тот раджпут с усами. При­кажете догнать его и... чтобы он больше не крал коней!

— Совсем забыл. Я сам ему дал коня. Приведите другого.

Уже совсем стемнело, когда Сахиб Джелял слез с низкорос­лого белуджского конька у самой двери дворца-сарая мастуджского повелителя.

Громадный, неуклюжий Гулам Шо метался черной тенью по тронному залу. Он рычал и хрипел, временами гулко ударяя себя в грудь огромными кулаками. Он не знал, что происходит. Он не понимал, что происходит! Придворные разбегались. Слуг он сам разогнал. Дворцовая челядь и юные жены попрятались.

Он вопил:

— Клянусь, бездельники сидят сусликами в норах! Они дрых­нут, когда боятся, дрянные сурки!

Гулам Шо сам боялся. Всего боялся. Буквально трясся от страха. Он боялся ин-глизов, которые с часу на час могли появиться на перевалах. Боялся читральского низама, давно точив­шего зубы на Мастудж. Вождя вождей, бежавшего якобы на се­вер, но все еще страшного и опасного. Гурков, уезжавших на похороны своего старейшины, но появившихся уже в двух днях пути от Мастуджа. Тибетского доктора Бадмы, который был здесь со своим колдовством и темными заклинаниями и которого никто не видел со дня гибели гурков. Это было страшнее, чем если бы его видели. Но больше всего Гулам Шо боялся Белой Змеи, кото­рая приказывала и повелевала именем Живого Бога.

Дрожащими пальцами его величество мял в руках большей пакет, судя по форме и печатям, исходивший из Аигло-Индийского департамента.

— Нет, нет! Не подходите! — вскричал Гулам Шо, увидев пе­реступившего порог Сахиба Джеляла. — Нет! Совершенно секрет­ное предписание. Ужасное предписание! А... а... Но вас, однако, оно не касается.

Он никак не решался сказать, что это за предписание. С одной стороны, он хотел посоветоваться с Сахибом Джелялом, с дру­гой — просто боялся его.

Времени для раздумий не оставалось. Сахиб Джелял бесце­ремонно отобрал пакет, вынул бумагу — пакет был уже вскрыт — и, склонившись к огню, горевшему в очаге, начал читать, инстинк­тивно отодвигая присуиувшегося вплотную и сопевшего прямо в ухо Гулама Шо.

— Иншалла! — проговорил медленно Сахиб Джелял.— Нож дошел до кости.

Он читал и перечитывал предписание департамента, совершен­но официальное, за подписями и с печатью. Царю Мастуджа пред­лагалось немедленно доставить госпожу Монику-ой Алимхан под усиленной охраной в город Пешавер в канцелярию Англо-Индийского департамента. «При малейшей попытке с чьей бы то ни бы­ло стороны помешать выполнению предписания не останавливать­ся перед крайними мерами».

— А что такое — крайние меры? Вы знаете, ваше величество?

— Я пойду к Белой Змее. Она допустит меня к себе. Я покло­нюсь ей, невесте Живого Бога, и попрошу...

— А если она не поедет?

— У меня нет выбора! — закричал Гулам Шо. — У меня мало воинов, у меня половина воинов разбежалась. У меня нет сил. Я пойду в тот час, когда в подворье только бабы. Белая Змея пользуется уважением. Она никого не боится, и у неё нет охраны. Я заберу её, посажу на лошадь...

— А если поднимутся крик и вопль. Со всех сторон сбегутся исмаилиты. Они же разорвут вас в клочья...

— Англичане не простят мне, если... Англичане вздернут меня, если я не искуплю всех бед... Искупление — эта Белая Змея... — Он забегал по комнате, потрясая кулачищами. Вдруг он подбе­жал к Сахибу Джелялу. — Или мое царство, или Белая Змея! Но что это?

Он бросился к дверям и прислушался. Он слушал горы и до­лины до боли в ушах.

И он действительно расслышал в закатной мгле глухие удары.

По скалам и ущельям многоголосым эхом раскатилась дробь выстрелов. Гулам Шо схватился за сердце, упал на кошму, забил огромными ногами и захрипел: «Они!.. Убит! Убит!»

Тотчас же он сел и, тараща глаза, спросил:

— Я — царь. Они не посмеют меня повесить?

Сахиб Джелял с сожалением смотрел на Гулама Шо и декла­мировал:

То передними брыкал ногами он.

То ревел, щеря зубы, часами он.

То со львом он гордо равнял себя.

То ужасным драконом считал он себя.

Не обращая больше внимания на мечущегося Гулама Шо, Са­хиб Джелял еще раз прочитал предписание. Ему бросилось в гла­за, что под ним стоит подпись не Эбенезера Гиппа, а чья-то другая.

— Значит, службе его пришел конец, — удовлетворенно про­бормотал он. — Но она... прелестная мисс Гвендолен! — Совсем не к месту он вздохнул и посмотрел на Гулама Шо. Тот все еще прислушивался к звукам спустившейся на долины ночи.

— Что бы это могло быть? Кто-то стрелял.

Сахиб Джелял тоже прислушивался к тому, что делалось сна­ружи. Он первый услышал быстрые, легкие шаги многих спеша­щих людей. Огромными звериными прыжками Гулам Шо бросил­ся в самый темный угол и затаился там.