Мариена Ранель - Маски сброшены

— Его сиятельства графа Вольшанского в настоящий момент нет в имении. Но коли вам будет угодно, я доложу о вас графине.

— Графине? — удивилась Элеонора Львовна, которая прекрасно слышала слова парня.

Кучер Элеоноры Львовны вопрошающим взглядом взглянул на нее.

— Доложи! — громко сказала она парню. — Е желает видеть Княгиня Шалуева.

Через несколько минут Елизавета сама вышла навстречу матери. Лицо Елизаветы светилось счастьем. И это сразу же бросилось в глаза Элеоноры Львовны. Она не могла припомнить, когда видела дочь такой. Елизавета вся была словно наполнена счастьем. Счастье было в её улыбке, в её светящихся серо-синих глазах, в её летающей походке и легких движениях.

— Маменька! — радостно и немного удивленно воскликнула Елизавета. — Вы здесь? Как вы?.. Впрочем, я очень рада вас видеть! Пожалуйте в имение! Я распоряжусь, чтобы позаботились о вашем кучере и напоили лошадей.

Княгиня Элеонора Львовна проследовала за дочерью. Елизавета провела её в роскошную комнату для приема гостей.

— Не желаете ли отобедать? Я прикажу подать обед, — предложила Елизавета.

— Для обеда слишком позднее время, — заметила княгиня Шалуева. — К тому же я не голодна.

— В таком случае, я прикажу поставить самовар.

Елизавета вышла на несколько минут, чтобы дать распоряжения прислуге. После чего вернулась и села в кресло напротив матери.

— Может быть, объяснишь мне, что все это значит? — спросила Элеонора Львовна.

— Что именно, маменька?

— Твое нахождение в этом доме и, в частности, фраза: «Я доложу о вас графине».

— Я вышла замуж за графа, — просто объяснила Елизавета. — И теперь я графиня Вольшанская.

— О, какое безумие! — тяжело вздохнула Элеонора Львовна. — И где только свершилось подобное святотатство? Кто отважился обвенчать женщину, ещё недавно бывшую замужем за другим? Ну зачем потребовалось так спешно венчаться? Неужто нельзя было подождать какой-то несчастный год?

— Нельзя, — с очаровательной улыбкой ответила Елизавета.

— Тебе счастливо, беззаботно, — с упреком сказала мать. — А я, как обычно, должна что-то придумывать, чтобы не пострадала твоя репутация.

— Маменька, прошу вас, не сердитесь на меня! — мягким тоном голоса произнесла дочь. — Я так счастлива!

И, действительно, несмотря на упреки и недовольство матери, глаза дочери по-прежнему сияли, и улыбка не сходила с её лица. Казалось, даже самые резкие замечания не в состоянии были омрачить её счастье. Элеонора Львовна окинула дочь изучающим взглядом. И невольно на строгом, серьезном лице матери промелькнула радостная улыбка.

— Стало быть, счастлива? — переспросила Элеонора Львовна.

— Очень счастлива, маменька!

— Ну что ж! Это хорошо! Ты заслуживаешь счастья, после всего того, что тебе пришлось испытать. Я рада за тебя, Елизавета!

Видя, что её мать смягчилась, Елизавета хотела было обнять её и поблагодарить, но внезапно остановилась. Ей захотелось, чтобы мать сделала это сама.

— Маменька, вы не хотите обнять свою дочь? — ласковым голосом спросила Елизавета.

Не говоря ни слова, Элеонора Львовна подошла к ней и заключила её в объятия. Это было так прекрасно! Она пыталась припомнить, когда в последний раз так обнимала дочь, но не могла. От подобного проявления нежности строгая княгиня Шалуева едва не прослезилась. Но ей удалось себя сдержать. Она отстранилась от дочери, глубоко вздохнула и кашлянула.

— Маменька, я хотела бы выразить вам большую благодарность, произнесла Елизавета. — Ведь это вам я обязана своим счастьем. Если бы вы не сделали заявление в полицию и не обвинили бы моего бывшего мужа в двоеженстве, мне не удалось бы развестись. И сейчас я по прежнему оставалась бы его женой.

— Если бы он не повторил попытку с отравлением или не задумал бы чего-нибудь похуже, — вставила Элеонора Львовна. — И тогда ты вряд ли оставалась бы его женой.

— Вы совершили отважный поступок! Я представляю, чего вам это стоило! Вы, всегда так дорожившая честью семьи, сами обвинили своего зятя в бесчестье. Мне как никому другому известно, что значит для вас понятие «скандал в обществе». В все же вы пошли на него.

— Это лучше, чем потерять свою единственную дочь, — сказала Элеонора Львовна. — Я боялась за тебя. Быть может, я не была для тебя хорошей матерью: нежной и понимающей, но ты мне очень дорога. Ты и Алексис.

Елизавета взяла в свои ладони худые, но жилистые руки матери и нежно сжала их. Ей впервые открылось, что за видимой строгостью, холодностью и даже некоторой сухостью её матери может скрываться такая теплая и нежная любовь.

— О, маменька! — с приятным волнением произнесла Елизавета.

— А знаешь что? — резко произнесла Элеонора Львовна, чтобы при помощи этой резкости прогнать нахлынувшую на неё сентиментальность. — Я, пожалуй, останусь до прихода твоего супруга! Мне не терпится с ним познакомиться.

— Я очень этому рада! Но пока его нет, я хотела бы предложить вам горячего чая. Самовар и сдобный пирог уже давно дожидаются вас. А затем, если вы пожелаете, я покажу вам дом.

— С удовольствием.

Владимир появился вечером. Увидев рядом со своей супругой незнакомую даму, он почтительно ей поклонился.

— Маменька, позвольте вам представить моего супруга графа Владимира Елисеевича Вольшанского, — произнесла Елизавета. — Княгиня Элеонора Львовна Шалуева — моя маменька.

Элеонора Львовна окинула графа надменно-оценивающим взглядом и вежливо наклонила голову.

— Весьма рад знакомству с вами, княгиня, — произнес он, почтительно поцеловав её руку.

— Вот, стало быть, что представляет из себя человек, заставивший мою дочь потерять голову, — произнесла Элеонора Львовна, — и пойти на это безумие.

— Под «безумием» вы, очевидно, понимаете наш священный союз? предположил Владимир.

— Под «безумием» я понимаю безумие, — возразила она. — Безумие — едва получив развод, вступать в новый брак.

— Маменька, прошу вас, — взмолилась Елизавета.

— А что касается вашего священного союза и непосредственно вас, граф, — продолжала княгиня Шалуева, — то я рада, что моя дочь сделала достойный выбор.

— Весьма польщен, — улыбнулся Владимир.

— Разумеется, в своем выборе она руководствовалась не теми мотивами, которыми следовало бы руководствоваться даме её круга и происхождения, прибавила княгиня Шалуева. — Для неё желание быть счастливой и духовные чувства всегда были важнее положения в обществе, титула и состояния. А вот для меня — наоборот. Для меня важно то, что неотъемлемо принадлежит мне, что я могу реально увидеть и ощутить. Что такое счастье? Дуновение ветерка. Подул этот ветерок в мою сторону, и я счастлива; подул в другую, и нет моего счастья. Но это мое личное суждение. Вам не следует особенно к нему прислушиваться. Итак, Владимир Елисеевич, должна вам сказать, я рада, что избранник моей дочери сочетает в себе все качества и достоинства, которые важны, как для нее, так и для меня.