Богдан Сушинский - Рыцари Дикого поля

— Предпочитал бы обходиться без церковного титула, — обронил Ян-Казимир.

— Как вам будет угодно. Надеюсь, вам уже понятно, что появились очень сильные соперники, которые претендуют на корону Польши с не меньшими шансами, чем у вас.

— Все они прекрасно известны мне. Как и шансы, которые согревают их.

— Некоторые из них к тому же дают понять, что способны претендовать и на руку королевы-вдовы. Уж извините, что говорю об этом при живом муже…

— Мы исходим не только из своих интересов, но из интересов Польши. Заботиться о наследнике престола всякому королю следует со дня его коронации.

— Но, получив в моем лице предводителя оппозиции, к трону вы не пробьетесь. Ибо путь к нему пролегает через сейм, где мое влияние вам известно.

— Каковы же ваши условия?

— Я стану всячески демонстрировать свою поддержку вам только в том случае, когда поклянетесь, что… Словом, вы понимаете.

— Что буду просить именно вашей руки. Условия лучше называть такими, какими они выдвигаются.

— Так вы клянетесь в этом, ваше королевское высочество?

— Клянусь.

«А ведь он неплохо подготовлен к нашему разговору», — подумала королева с некоторым разочарованием. Она опасалась, что встреча получится более трудной. В слишком уж деликатном и двойственном положении она оказывалась.

— Вы все хорошенько обдумали?

— У меня еще будет время подумать о многом. Но от клятвы уже не отступлюсь.

— Мне бы хотелось, чтобы это была клятва рыцаря, а не кардинала. Вы уж простите мое неуважение к святому сану.

— Это и есть клятва рыцаря, Ваше Величество.

— И добиваться моей руки станете не ради короны… Не только ради короны. Разве не так?

— Отныне я стал бы добиваться ее, даже если бы твердо знал, что лишусь короны, которая уже сияет на моей голове.

— Вот это по-рыцарски, — охотно подтвердила Мария-Людовика. Слишком уж трогательным показалось ей это заверение.

Еще несколько минут оба просидели в неловком молчании. Очевидным было, что лимит откровенности исчерпан, и теперь они находятся у той черты, за которой отношения приобретают совершенно иной, более интимный характер. И королева явно не готова к этому.

— Мне приятно, что наша встреча наконец состоялась, — неуверенно молвила Мария-Людовика, давая понять, что время прощаться. — Хотелось бы, чтобы вы поскорее вернулись в Варшаву или же обосновались в одном из городов недалеко от столицы. Когда наступит критический момент… ваше присутствие у смертного одра не может нести в себе ничего предосудительного. Зато мы будем рядом и будем едины. Наши враги почувствуют это.

— Готов согласиться с каждым вашим словом.

Королева поднялась и, вновь оценивающе взглянув на своего избранника, направилась к двери.

— Вы уже уходите? — в вопросе Яна-Казимира было столько неудовлетворенности и разочарования, что королева не могла не ухмыльнуться.

— Хотите сообщить мне еще что-то очень важное? — спросила она, остановившись, но не поворачиваясь к нему лицом.

— Да нет, собственно…

— У меня тоже создалось впечатление, что больше сказать вам нечего.

— Но вы могли бы остаться еще на какое-то время. Наше знакомство… Мы могли бы продолжить его… — смущенно бубнил наследник престола. — В конце концов, во дворце мы сейчас одни. Когда еще представится такой случай?

— Уж не хотите ли предложить мне стать вашей любовницей? — мягко спросила Мария-Людовика, только сейчас повернувшись к нему и приподняв закрывавшую лицо вуаль. — Согласитесь, что это ни к чему. Если уж нам обоим суждено быть вместе, то стоит ли порождать слухи и сплетни?

— Но позвольте, коль уж мы здесь, вместе!.. — вскричал в Яне-Казимире обиженный мужчина.

— Князь… — укоризненно улыбнулась королева. — Да угомонитесь же вы! Признайтесь, что вы совершенно не готовы сейчас к тому, чтобы оставаться наедине с королевой.

Ян-Казимир запнулся на полуслове и, ступив несколько шагов к Марии-Людовике, осипшим голосом проворчал:

— Что вы имеете в виду?

— То самое обстоятельство, которое имеете в виду вы и досточтимая графиня д’Оранж.

Она видела, как побледнело лицо будущего супруга. Этого удара он не ожидал. Ни от королевы, ни от Клавдии д’Оранж. В то время как королева была уверена, что этим ударом она не только усмирила Яна-Казимира, создав повод для дальнейших упреков в адрес будущего мужа, но и избавила себя от его упреков. На тот случай, если вдруг Ян-Казимир поведет разговор о ее отношениях с графом де Брежи. Ну а то, что она разрешила полубрачный союз графини д’Оранж и престолонаследника, тот союз, который при крайне невыгодной для нее ситуации мог привести к престолу не ее, а графиню, — так это получилось походя…

— Вам ведь еще никогда не приходилось бывать в постели с королевой, разве не так, ваше высокопреосвященство? — еще более мягко улыбнулась Мария-Людовика.

— Нет, конечно. К чему этот вопрос?

— Прежде всего не огорчайтесь. Разговор сугубо между нами. Видите ли, быть в постели с королевой вообще очень трудно. К этому всегда следует готовиться с особой тщательностью. Извините, конечно, за сугубо женскую откровенность.

— Вот уж не думал… — брякнул Ян-Казимир, подбоченясь, — …что следует готовиться, да к тому же «с особой тщательностью».

— Но согласитесь, после многотрудного свидания с любовницей опасно встречаться со всякой женой. Что уж говорить о королеве.

Увидев у заезжего двора, в котором он остановился, Карадаг-бея, Хмельницкий как-то сразу почувствовал себя увереннее. Теперь в Бахчисарае у него появился сильный, влиятельный союзник. Значительно влиятельнее, чем грек Кремидис, которого он тоже давно причислил к своей дипломатической рати.

— Одного не пойму, Карадаг-бей, как вы столь быстро сумели переправиться на этот благословенный полуостров? — приветствовал его полковник. Встреча с Ислам-Гиреем наконец состоялась, и Хмельницкий остался ею доволен. Ему мучительно было бы осознавать, что дни, проведенные в Бахчисарае, завершились ничем. — Мне сказали, что вы будто бы вернулись в Таврическую степь, к своему отряду.

— Просто все вы: и татары, и казаки, по духу своему — кочевники. Вам доступна только степь, по которой кочуете под ветрами, как перекати-поле. А я метнулся к морю, где меня ждал припрятанный до лучших времен челн с четырьмя гребцами и надежным парусом. И высадили они меня прямо напротив Бахчисарая, нужно было только перевалить через горы.

— Вот он — истинный путь на Крым. Вчера вечером я уже успел повидаться с ханом.

— Вчера вечером я уже знал об этом.

— Четыре гребца и надежный парус на припрятанном челне… — завистливо согласился полковник, признавая несоизмеримость их возможностей. Сошел с коня и предложил Карадаг-бею быть его гостем.