Бенгт Даниельссон - На «Баунти» в Южные моря

Луи МЕРДЕН

редактор отдела зарубежных стран «Нейшн Джиогрэфик Мэгэзин» Декабрь 1957 г.

История «Баунти», этот поразительный сплав приключений и загадок, давно волновала меня. И я немало удивился, когда, прибыв по заданию редакции на Фиджи, увидел в музее Сува источенные червями доски с медными креплениями и этикетку со словами: «Руль «Баунти».

Куратор музея рассказал мне, что руль поднят в 1933 году с глубины шести саженей близ Питкерна. Вот уж не думал, что до наших дней сохранились какие-то части от корабля и что они лежали совсем неглубоко!

Мое увлечение подводной фотографией позволяло надеяться, что из такого материала выйдет хорошая статья для журнала. Конечно, я не знал точно, есть ли на дне моря еще какие-нибудь следы сожженного «Баунти» и смогу ли я их отыскать, но мне очень хотелось попробовать.

… И вот я на новозеландском судне «Рангитото», идущем из Панамы в Окленд. На десятый день плавания среди сверкающего золота, рассыпанного заходящим солнцем, на горизонте показалось темное пятнышко. Остров Питкерн.

Питкерн достигает в высоту тысячи ста футов, и его видно за сорок пять миль, так что нам оставалось идти еще около часа. Административно остров подчинен губернатору архипелага Фиджи; только с его разрешения можно сойти на берег Питкерна. В штормовую погоду, когда из-за ветра и волн нельзя спустить лодки, судам подчас приходится следовать без остановки дальше, до Новой Зеландии.

— Вам посчастливилось, — заметил капитан Пилчер. — Сегодня море спокойно, высадитесь без труда.

Все выше вздымаясь над морем, остров принял облик лежащего льва. Внизу белела черта прибоя.

Капитан передал мне свой бинокль, и я увидел три лодки, которые направлялись к нам, переваливая через длинные валы. Как только судно остановилось, люди в лодках налегли на весла и подгребли к свисающим вдоль борта веревочным трапам. Я стоял на мостике, с волнением ожидая первой встречи с питкернцами.

Дружелюбие — вот первая черта, которая бросилась мне в глаза. Обращенные к нам лица сияли улыбками, кто-то из гребцов приветственно махал знакомым на судне. Искусно маневрируя, лодки причалили к борту, и питкернцы поднялись на палубу — женщины первыми. При помощи канатов они подтянули корзины из пальмовых листьев, полные всякого товара — фруктов, резных изделий, корзиночек. Женщины были одеты в просторные хлопчатобумажные платья, мужчины — кто в шорты, кто в парусиновые брюки. И все были босиком.

На мостик поднялся высокий плечистый мужчина в шляпе из пальмовых листьев. Приятное загорелое лицо освещала белозубая улыбка. Он поздоровался с капитаном. Это был Паркин Крисчен, семидесятитрехлетний праправнук Флетчера Крисчена, «мэр» острова Питкерн.

— Добро пожаловать на Питкерн, — сказал он, растягивая «и», когда капитан представил нас друг другу.

— Желаю вам приятного пребывания у нас.

Он продолжил разговор с капитаном, а я спустился на прогулочную палубу, где пассажиры уже окружили островитян и покупали ананасы, бананы, лимоны, манговые плоды.

Для меня явилось неожиданностью, что питкернцы так похожи на европейцев. Даже самые смуглые из них были не темнее загорелого англичанина-шатена. Правда, в чертах лиц женщин было больше полинезийского.

«Рангитото» простоял на якоре всего один час. Простившись с теми, с кем я успел познакомиться в пути, я спустился по трапу в лодку. Как только островитяне покинули корабль, матросы убрали трапы. Кто-то из питкернцев крикнул:

— Ну-ка, споем что-нибудь в честь капитана Пилчера и его судна!

Один запел, другие подхватили — и вот уже семьдесят мужчин и женщин стройно поют религиозный гимн. Вверху над нами вдоль поручней теплохода было бело от платков. Песня кончилась, послышалась команда: «Отваливай!» — и мы стали медленно удаляться от корабля.

Я повернулся к берегу. Солнце скрылось за скалами, расписав темнеющее небо багровыми полосами.

— Румпель, кто видел румпель? — раздался певучий голос.

Прямо над моей головой передали тяжелый румпель, потом сразу несколько рук поставили мачту, закрепили ее и подняли парус. По команде кормчего потуже натянули растяжки.

Питкернцы говорили между собой на местном диалекте. Понимать его оказалось не так уж трудно, как я опасался. Было много мореходных терминов, а акцент напоминал речь обитателей некоторых островов Вест-Индии.

Накренясь от ветра, наша лодка приближалась к острову. Мой сосед заметил:

— Темнеет…

Ночь здесь наступает постепенно, расползаясь по небу от горизонта, будто чернила по промокашке.

Сосед потрогал баллоны моего акваланга.

— Говорят, ты задумал нырять в бухте Баунти?

Я кивнул.

— Ну и загнешься, как топор!

Почему именно как топор, а не как гвоздь или еще что-нибудь, я так и не выяснил. Понял только, что «как топор» — любимое выражение островитян, обозначающее высшую степень чего-то.

Остров становился все выше — лев медленно поднимался на ноги. Сквозь сумрак я различил впереди пенную полосу прибоя. На фоне неба отчетливо выделялся вздымающийся на семьсот футов утес Шип-Ландинг-Пойнт. Под ним ютился каменистый залив, именуемый бухтой Баунти.

Кормчие скомандовали убрать парус. Зашуршала парусина, мачты легли на дно. Мы остановились перед чертой прибоя. Наш кормчий пристально всматривался в череду волн, четырнадцать гребцов сидели наготове… Вот нас поднял на гребне особенно мощный вал. Только мы начали скатываться с него, как прозвучала команда: «Навались!»

Длинные весла даже прогнулись от натуги. Мы ринулись вперед, догоняемые еще более высоким валом. Гребцы работали как черти, не давая ему настичь нас. Со скоростью курьерского поезда мы промчались мимо трех черных камней, вошли в полосу более спокойной воды, сбавили ход и мягко ткнулись в наклонный настил из бревен и досок.

Пастил освещали фонари, и смуглые руки встречающих тотчас ухватились за борта лодок. Несколько человек из нашей лодки прыгнули в воду и стали передавать на берег корзины и свертки. Кто-то подставил мне свою широкую спину, спросил: «Готов, приятель?»— и отнес меня на сушу.

Над нами на двести пятьдесят футов поднималась крутая скала. За гребнем (он называется Эдж) начинались дома поселка.

По белым бортам лодок скользили длинные тени сновавших взад и вперед людей. Разгрузка шла полным ходом, и на берегу выросла целая гора мешков, ящиков и корзин.