Роберт Лоу - Белый ворон Одина

Окончание его речи было встречено одобрительными «хейя!». Люди согласно кивали головами, хотя все прекрасно знали: когда дело доходит до ориентировки в открытом море, Финн не способен даже собственную задницу найти. Что касается живых китов, и о них Финн знает лишь понаслышке…

— Мне жаль тебя огорчать, северянин… Но твои боги здесь не помогут, — надменно произнес Абрахам. — Великая Белая не признает никого.

Чтобы положить конец затянувшемуся спору, я сказал:

— Но если ты говоришь правду и Степь никого не признает… Тогда выходит, что ты совершенно бесполезен в качестве проводника?

Мой довод срезал хазарина наповал, и он вынужден был с грустной улыбкой признать свое поражение. Правда, от улыбки не осталось и следа, когда я напрямик спросил: сможет ли он провести нас по Степи?

Абрахам долго молчал, что-то прикидывая в уме. Затем опустил взгляд и молча покачал головой.

Все посмотрели на Гизура. Тот пожал плечами и сказал с долей вызова в голосе:

— Я тоже признаю — и мне нисколько не стыдно! — что ничего не знаю о Великой Белой. И все мои морские навыки навряд ли помогут. Во всяком случае, я не могу обещать, что живыми-здоровыми доставлю вас в нужное место. Поэтому лучше идти вдоль реки.

Тут в разговор неожиданно вступил Квасир.

— Ха, да кому он нужен, этот хазарин! — воскликнул он. — Мы и без него пройдем по Степи. И будет это несложно — просто нужно двигаться по следам Ламбиссона.

Как всегда, мой побратим нашел решение, убийственное в своей простоте. Правда, от одной только мысли, какого рода следы предстоит нам отыскивать, кровь стыла в жилах. Но никто не желал в том сознаваться. По крайней мере вначале, когда мы только выступили в поход по Великой Белой Степи. После некоторых колебаний Абрахам тоже решил к нам присоединиться. Собственно, выбор у него был небогатый: либо отправиться вместе со всеми, либо остаться в одиночестве умирать на берегу реки. Ну, он и пошел, но уже на общих основаниях. На роль проводника Абрахам больше не претендовал.

И Великая Белая сразу же поглотила нас. Снег теперь шел беспрестанно: с утра до вечера в лицо летели мелкие колючие хлопья, назойливые, словно мошкара на болоте. Стоило разбить лагерь, как вокруг кострища моментально наметало высокие сугробы. Каждое утро мы просыпались засыпанными снегом и, с трудом стряхнув с себя оцепенение, медленно бродили внутри ненадежных убежищ из вадмалевых навесов. Первым делом мы выковыривали из-под снега и льда лошадиную упряжь, затем разводили костер и готовили нехитрую утреннюю похлебку. Проходило не менее трех часов, прежде чем мы снова были готовы тронуться в путь.

Обмороженные носы и пальцы стали обычным делом. Бьельви, Торгунна и Тордис теперь постоянно носили с собой остро оточенные ножи, чтобы сразу же срезать почерневшую плоть с пострадавших конечностей. Вначале мы двигались наугад, напоминая скопление муравьев на старой овчине. Затем, как и предсказывал Квасир, мы стали натыкаться на следы своих предшественников.

Это была настоящая тропа слез, проглядеть которую не смог бы даже слепой. Посреди снежных сугробов мы находили то кучу обломков, некогда служивших походной повозкой, то труп лошади, то иссиня-белые тела замерзших спутников Ламбиссона. Все это были маленькие узелки на той бесконечной ледяной веревке, на которой оказались подвешенными и мы сами. И всякий раз, наталкиваясь на очередной труп, я с тревогой вглядывался в искаженные черты. Сердце мое болезненно сжималось при мысли, что это может оказаться Коротышка Элдгрим.

Затем наступил день, когда небо выглядело необычно — оно было того же цвета, что и единственный глаз Одина. У меня возникла потребность облегчиться, и я отошел в сторонку (не теряя, впрочем, товарищей из виду). Здесь я натолкнулся на Олава, который неподвижно стоял, наблюдая за птицами. Маленькая фигурка, закутанная в грязно-белый меховой плащ, издали напоминала снежную колонну, выросшую на фоне темной земли.

Птицы повсюду следовали за людьми в ожидании поживы. Они летали вокруг нас, подобно тому, как голодные чайки кружат вокруг рыбачьей лодки. И точно так же, как и на море, люди пытались углядеть смысл в появлении и исчезновении птиц. Вот и сейчас несколько человек топтались неподалеку, желая услышать прогнозы Вороньей Кости.

— Так ты говоришь: если с запада прилетит еще одна птица, то случится нечто ужасное?

Голос Рыжего Ньяля звучал недоверчиво, однако недоверие это было сродни нынешнему льду на Дону — с виду прочное, а на деле подточенное изнутри.

— И подумай хорошенько, прежде чем отвечать, — добавил Рыжий Ньяль. — Ибо ничто так не вредит, как неосторожный язык… по словам моей старой бабки.

Олав вообще ничего не сказал в ответ — ограничился молчаливым кивком. Взгляд мальчика был прикован к темным птицам.

— Вот задница Фрейи! — раздалось невнятное бормотание Клеппа Спаки (он так был замотан в вадмалевые тряпки, что лишь одни глаза выглядывали наружу). — Почему ты так решил? Как ты гадаешь, по каким рунам?

— У птиц собственные руны, — не оборачиваясь, вполголоса сказал Воронья Кость.

— Как это? Где? — недовольно пробурчал Онунд Хнуфа.

Он вплотную подошел к Олаву, и его огромная горбатая фигура, подобно утесу, нависала над мальчиком.

— Здесь… и здесь, — ответил Олав, прикоснувшись сначала к голове, затем к сердцу.

Рыжий Ньяль неожиданно развеселился.

— Торовы ятра! — воскликнул он. — Ну что ты такое несешь, малец? Впрочем, я тоже таким был в его возрасте. Бегал туда-сюда, разыскивал троллей и черных карликов… А потом рубил их своим деревянным мечом.

Теперь уже все рассмеялись, поскольку у каждого из нас в запасе хранились подобные воспоминания. Воронья Кость резко развернулся и устремил на Рыжего Ньяля пристальный взгляд разноцветных глаз. Я готов был поклясться, что фигуру мальчика окутывает едва заметная дымка сейда. Мне даже пришлось несколько раз сморгнуть, чтобы избавиться от наваждения.

Веселость Рыжего Ньяля как рукой сняло.

— Эй-эй, парень! Только без обид, — поспешно проговорил он. — Ты же помнишь: дружбу блюди и первым ее порвать не старайся… как говаривала моя старая бабка.

Тем временем прилетела еще одна птица и опустилась на землю.

— Ага! — воскликнул мальчик. — Вот оно, наше дурное предзнаменование. Сегодня действительно случится что-то плохое.

С этими словами он повернулся и пошел прочь.

— Да все это дерьмо собачье! — провозгласил Рыжий Ньяль (предварительно убедившись, что Воронья Кость оказался вне пределов слышимости). — Мало ли что мальчишке в голову взбредет. Недаром моя бабка всегда повторяла: «Мальчишечьи сны, как ветер, вольны». — Затем повернулся ко мне и неуверенно спросил: — Или не дерьмо? Что скажешь, Торговец?