Михаил Щукин - Ямщина

Тихон Трофимович с Тюриным молча прошли в передний угол, встали рядом со старшими Зулиными. Те лишь глянули на них и кивнули. Никто ничего не говорил, да и о чем было говорить, стоя над умирающим человеком.

Синие, в нитку вытянутые губы Митеньки тронула виноватая улыбка, он вздохнул, прерывистым голосом посожалел:

— Наделал вам хлопот. Уж простите… Жила во мне какая-то оборвалась, и сил не стало. Я такое увидел, страшное, что она и оборвалась. Так всех жалко, как вы будете жить… Терпите. Я-то счастливей вас, уйду, наяву этого не увижу, а вы… терпите, мои хорошие…

Пальцы быстрее засновали, перебирая белую рубаху. Нависла тягучая тишина. И в ней, в этой тишине, слышно было, как въехала во двор кошевка, как стукнули двери и все обернулись к порогу, на котором появился отец Георгий.

Тихон Трофимович медленно упятился из переднего угла на середину избы, затем вышел на крыльцо, спустился, пересек ограду и только на улице дал волю слезам, которые душили его цепкой хваткой. «Так всех жалко…» — повторял он про себя слова Митеньки, рвал воротник рубахи, осыпая пуговицы на землю, но все равно ему не хватало воздуха для полного вздоха. И впрямь — жалко было всех, без исключения.

Уже далеко за спиной остался зулинский дом, а Тихон Трофимович шел и шел по Огневой Заимке, не глядя по сторонам и не зная, куда идет. Просто ему надо было идти, и он шел.

За деревней дорога была мягкой от пыли, словно застелена одеялом, шаги совсем не слышались, и стояла вокруг первородная тишина, какая бывает только в тот момент, когда уходит из этого мира чья-то жизнь или появляется новая.

— Погоди, не торопись, — вдруг остановил его негромкий голос. Тихон Трофимович вскинулся: перед ним стояла согбенная старушка, опираясь на сухонький бадожок и ее остренькое, птичье лицо было серьезным и торжественным. — Не торопись, гости сами к тебе подъедут, совсем уж близко, скоро прибудут.

— Какие гости? — тихим шепотом спросил он.

— Твои, твои гости, дорогие. Жди…

— А что будет?

— Что Бог даст.

Старушка исчезла. Тихон Трофимович поднял голову и увидел, что из-за свертка дороги медленно выезжает подвода, увидел в телеге Петра, Феклушу с Ванюшкой, а дальше, за подводой, скользила следом, не касаясь земли, Марьяша и от быстрого движения шевелилась у нее на груди, как живая, до конца не расплетенная коса…

Полсть — подстилка из сбитого звериного (волчьего, медвежьего) меха.

Уросить — упорствовать, упираться, упрямиться ( сиб. ).