Зигфрид Обермайер - Храм фараона

Процессия остановилась. Фараон пробудился от неподвижности и с тихим стоном спустился с трона. Жрецы поклонились и протянули руки к Благому Богу. Мери, старший жрец Озириса, выступил вперед и сказал:

— Добро пожаловать, о могущественный сын Солнца, господин Обеих Стран, Гор, любимец Маат.

Вместе со жрецами и некоторыми высокопоставленными горожанами фараон вошел во внутренний двор, где поднималась святая святых. Маленькая капелла Озириса была уже почти восстановлена. Туда внесли культовое изображение под покрывалом. Царь и Мери последовали за ним в темноту маленького храма. На площади перед святилищем тем временем готовились к культовому празднику, который должен был продолжаться два дня. В нем мог принять участие каждый, в то время как тайные мистерии внутри храма могли совершаться только высшими жрецами и фараоном.

Рамзес делал что должно, но сердце его было с той девушкой в толпе. Он стремился снова ее увидеть, хотел узнать ее имя, говорить с ней, дотрагиваться, целовать, обнимать…

В городе тем временем, подобно пожару, распространилась новость, что Благой Бог Сети хочет выстроить новый храм Озириса, во много раз больший, чем прежний, с громадными пилонами из камня, высокими стенами, просторным залом с колоннами и культовым изображением из чистого золота.

Радостно, как никогда, праздновал народ мистерии Озириса, начавшиеся с выхода бога, которого сопровождала его дикая собака Упваут в образе жреца под маской волка. Спектакль о смерти Озириса, его погребении и мести его врагам растянулся на два дня.

Тем временем царь вел переговоры со жрецами, вызвал архитекторов, каменщиков и художников, которые с почтением внимали приказам и пожеланием Благого Бога.

Перед отъездом был запланирован большой праздник, на который фараон пригласил жрецов и отцов города. Для этого соорудили большой праздничный шатер, приготовили изысканные кушанья, позвали музыкантов, танцоров и акробатов.

Тем временем Рамзес навел справки, узнал имена девушки и ее родителей и приказал пригласить эту семью.

Сенеб принадлежал к провинциальной знати, владел имением вблизи Абидоса, но ни он, ни его предки не имели каких-либо заслуг, достойных внимания фараона. Его поместье даже не было собственно имением, а было взято в аренду у храма Озириса, которому Сенеб, как прежде его отец и дед, отдавал точно установленную плату. Некоторые члены семьи достигали должности жреца или управителя храма, однако Сенеб жил со своей семьей очень уединенно, лишь изредка появляясь в Абидосе.

Когда царский посланец передал ему приглашение, Сенеб удивился:

— Ты не мог перепутать? Моя семья, конечно же, неизвестна Богоподобному, и я не знаю почему…

— Другие многое отдали бы, если бы их так «перепутали», мой господин. Возможно, жрец, или правитель города, или иной благодетель назвал твое имя — что тебе в том заботы? Тебя настоятельно приглашают вместе с женой и дочерью.

Как на облаках, Инет вошла, держась за руку матери, в украшенный и охраняемый праздничный шатер. Им указали место впереди, где на возвышении был установлен золотой трон, на этот раз с двумя сиденьями, потому что Благой Бог хотел представить Рамзеса в качестве своего соправителя.

Раздались звуки фанфар, вошли главный советник и телохранители. Трубы замолчали, головы гостей склонились, и вошел сын Солнца, сопровождаемый молодым Соколом Гора. На головах обоих блистали голубые с золотом венцы Хепреш, потому что двойной венец надевали только на очень больших публичных празднествах и государственных приемах.

Главный советник в своей короткой речи объяснил, что Благой Бог разделяет отныне трон Гора со своим сыном Рамзесом и что юному царю следует выказывать не меньшую покорность, чем старому.

Фараон Сети с огромным трудом держался прямо. Многочасовые празднества и церемонии прошедших дней окончательно вымотали его. Он чувствовал себя утомленным, больным, у него поднялась температура, старые шрамы болели, и все кости нестерпимо ныли независимо от того, сидел он, шел или стоял.

Едва заметным движением он подозвал к себе Нибамуна.

— Сообщи людям, что Богоподобный удалится для решения важных государственных дел, так как Рамзес тоже носит теперь корону и будет достаточно, если он останется присутствовать на этом празднике.

Главный советник громко объявил гостям все, что прошептал ему царь. Сети, чувствовавший боль во всем теле, удалился. Его сопровождал гул голосов, произносивших пожелания здоровья и счастья:

— Да будет царь здрав, силен и могуч, да будет Благой Бог праздновать еще тысячи тысяч праздников Зед!

«Вероятно, я не буду больше праздновать ни одного», — с горечью подумал фараон, потому что праздники Зед (а некоторые властители их и вообще не праздновали) начинают отмечаться только после тридцатилетнего правления фараона. Они считаются праздниками обновления и должны омолодить царя, придать ему новые силы. Жрецы, занимавшиеся историей страны, рассказывали, что первых царей после этого праздника народ убивал, чтобы трон мог занять полный сил молодой преемник. После того как власть царя усилилась, от этой традиции отошли и обычай ритуального убийства превратился в праздник обновления.

«Ну, — думал Сети, пока с него снимали корону и роскошные оплечья, — я омолодился в лице моего сына. Когда сам я уйду в Закатную страну, на земле останется он. В нем я и обновлюсь».

Эта мысль утешила и успокоила фараона. Вместо того чтобы присутствовать во время церемониального ужина со жрецами, он поест сегодня с одной из женщин гарема и проведет с ней ночь, может быть, после этого боли у него пройдут.

А в шатре фараона подавали кушанья и напитки и главный советник объявлял имена людей, которые должны были предстать перед троном, где их ждала награда. Вот чеканной поступью подошел предводитель отряда воинов, которые недавно уничтожили в пустыне знаменитую разбойничью банду, и был награжден большой золотой мухой. Тучный правитель города получил для себя и своей жены торжественное одеяние с золотым оплечьем и титул «друг фараона». Хотя это почетное звание во всей стране носили не менее тысячи человек, правитель города был настолько потрясен такой честью, что даже всхлипывал. Разным лицам были розданы земли, скот, зерно, масло и другие ценные дары.

Писец уже сворачивал свиток, когда Рамзес велел назвать имена Сенеба, его жены Хатнуфер и их дочери Инет. Немногие знали жившую в уединении семью, поэтому шепот стих и воцарилось напряженное молчание.

— Поднимись, Сенеб, — проговорил Рамзес, — и будь вознагражден от имени священного бога Озириса за поддержку его жрецов и за благодеяния, оказанные его храму. Я, Благой Бог, отмечаю тебя за это Золотым Озирисом.