Симона Вилар - Лазарит

— Мы прибыли в одном отряде, но я не имел возможности с ним беседовать, — сдержанно отозвался Мартин. — Твой брат, любимая, — маршал тамплиеров, и уже поэтому не жалует рыцарей нашего ордена.

Она не вдумывалась в смысл сказанного им, главным тут было одно слово — любимая. Сердце ее растаяло и тут же тревожно застучало, когда Мартин сообщил, что уже завтра отплывает в Палестину на корабле магистра де Неблуса. Это тоже звучало вполне логично — как рыцарь-иоаннит, Мартин обязан последовать за верховным главой своего ордена.

Впрочем, он тотчас упрекнул себя: в его деле никогда нельзя открывать истину, даже частично.

Однако Джоанна поняла только то, что им предстоит разлука. Может быть, навсегда.

— А как же я? — глухо спросила она.

Он так долго смотрел на нее, что Джоанна невольно поежилась под его прохладным и твердым взглядом.

— Ты должна понимать, что у нас нет будущего, — негромко произнес Мартин.

Пока она осмысливала эти слова, втайне сознавая, что и сама всегда это знала, со стороны берега послышались голоса. Кто-то выкрикнул ее имя. Похоже, Пиона все-таки отрядила за ней стражу.

— Тебе пора возвращаться, — заметил рыцарь, вновь водружая на голову шлем. Теперь он смотрел на нее сквозь прорези массивного топхельма, и глаза его оставались такими же холодными, как синие снега далекого севера.

— Зачем же ты ждал меня здесь? Зачем приехал?

Мартин не нашелся что ответить. Назвать их встречу случайной было просто нелепо.

— Я не мог уехать, не простившись с тобой. Не увидев тебя хотя бы еще раз… — с усилием произнес он, ибо это было чистой правдой.

Лицо Джоанны, бледное и погасшее всего мгновение назад, осветилось улыбкой. Она протянула к нему руку, и их пальцы переплелись…

Но неподалеку уже слышался топот копыт, громкий голос продолжал настойчиво звать леди Джоанну.

— Я всегда буду помнить тебя, — Мартин порывисто обнял молодую женщину. И шепнул: — Если появится хоть один шанс… я приду к тебе!

Он мгновенно исчез в зарослях, а Джоанна выступила из зарослей, но в первый миг не могла сказать ни слова воинам охраны. Наконец, сославшись на духоту и внезапную головную боль, она попросила одного из них проводить ее обратно в замок. Отвечать на расспросы Пионы в эту минуту было выше ее сил!

Но и в своем покое Джоанна до самого вечера не могла успокоиться.

Ночь наступила поразительно тихая и безветренная. По темно-фиолетовому бархату небосклона лениво плыла полная луна, и внезапно Джоанне пришло в голову, что еще в прошлое полнолуние она и знать не знала, как сильно и мучительно полюбит своего спасителя — рыцаря Мартина д'Анэ. Теперь Джоанна ясно понимала, что чувство, которое она испытывала, — это любовь. Даже краткий миг свидания вернул ей ощущение полноты жизни, а до того все, что происходило с ней и вокруг нее, — пиры, наряды, почести, ее высокое положение при дворе, отношения с братом, не спешившим назвать ее сестрой, было всего лишь странным наваждением.

Отныне она знает, что как бы ни сложилась ее судьба, существует человек, которого она любит и который любит ее. «Если появится хоть один шанс — я приду к тебе!» — так сказал Мартин, сознавая, что ее, замужнюю даму, придворную королевы, и его, рыцаря, принесшего монашеские обеты, ничто не может связывать. У них был лишь краткий миг счастья. Но Джоанна страстно хотела верить, что он когда-нибудь продлится.

Она прометалась всю ночь и лишь ненадолго забылась под утро. Но сон покинул ее еще до того, как стражник на башне протрубил зарю, и Джоанна внезапно решила: она во что бы то ни стало должна быть в порту. Корабль, который доставит магистра Гарнье и епископа Бове к берегам Палестины, вот-вот отчалит, и у нее есть надежда еще раз увидеть возлюбленного. Одно это даст ей силы ждать, ждать и надеяться.

Джоанна торопливо разбудила Годит и велела подать одежду. Сонная камеристка, ворча, принялась вынимать платье из сундука, а Джоанну жгло такое нетерпение, что она не могла устоять на месте, пока Годит затягивала шнуровку на спине блио. Времени привести в порядок волосы уже не было, поэтому Джоанна кое-как скрутила их в узел, заколола булавками и, накинув капюшон легкого плаща, спустилась вниз.

О, ей следовало спешить! Уже совсем рассвело, на востоке полыхала алая с золотом полоса зари. Вот-вот начнется отлив, а с отливом корабль покинет гавань.

К ее радости, галера французов все еще покачивалась у причала. Джоанна перевела дух, огляделась и устроилась на парапете стены, окружавшей порт. Облокотившись на каменный зубец и не обращая внимания на время от времени проходивших мимо стражников, она вся обратилась в зрение.

У сходней, перекинутых с причала на галеру, стоял магистр ордена Святого Иоанна Гарнье де Неблус. Его длинное черное одеяние с белым орденским крестом ниспадало до шпор, а вместо шлема голову магистра, прожившего долгие годы в Святой земле, венчал белый сарацинский тюрбан. Сейчас он беседовал с молодым графом Лестером, по приказу которого в кормовой трюм галеры загоняли целое стадо овец. Помимо живности, на судно грузили многое другое, необходимое под Акрой: бочонки с вином, мешки пшеницы, деревянные брусья и балки, тюки тонкого полотна для перевязок. Епископ Бове, словно не замечая всей этой кипучей деятельности, отрешенно стоял на галерее кормовой надстройки, сцепив ладони и опустив голову, и казался всецело погруженным в молитву. Наконец он вышел из оцепенения, обернулся и что-то выкрикнул, поочередно указав сначала на море, а затем на небо.

Из-за криков грузчиков-киприотов, плеска волн и плаксивых воплей чаек Джоанна не могла расслышать слов епископа-воина, но по его жестам поняла, что он торопит магистра госпитальеров, а тот просит немного подождать.

И вскоре стало ясно, кто был причиной заминки: по сходням начал подниматься рослый рыцарь в закрывавшем голову до плеч шлеме и долгополом сером плаще с нашитым на спине зеленым крестом. Он двигался медленно, а приблизившись к магистру, обменялся с ним несколькими словами, после чего тот кивнул и отступил в сторону, открывая проход на судно.

Джоанна взволнованно перекрестилась. Зеленый крест на плаще рыцаря свидетельствовал о том, что он состоит в ордене Святого Лазаря — ордене рыцарей, пораженных проказой. Спаси и сохрани Святая Дева от столь жестокой участи! Но несмотря на страшный недуг, лазариты считались наиболее бесстрашными бойцами, ибо предпочитали гибель в бою с неверными унизительной смерти от проказы.

За рыцарем последовал оруженосец — могучий детина в куртке из бычьей кожи, обшитой железными пластинами. На нем была каска, но из-под каски выбивались длинные пряди рыжих волос, которые шевелил утренний бриз. Джоанна невольно остановила на нем взгляд: не будь этот богатырь-оруженосец слугой прокаженного, она могла бы поклясться, что перед нею — Эйрик, супруг ее Саннивы!