Симона Вилар - Лазарит

Впрочем, отсюда она не видела его лица, зато могла ясно рассмотреть обоих коней, которых оруженосец вел за собой по сходням. Один из них был темно-бурым, а другой — редкой саврасой масти, крупный, поджарый, с черными чулками на ногах и длинной гривой — темной, но с явной примесью светлых волос. Джоанна слишком хорошо разбиралась в лошадях, чтобы ошибиться: перед нею был конь Мартина д'Анэ, она узнала его мгновенно!

Молодая женщина застыла, словно окаменев. Тело сковал свинцовый холод. Сумбурные мысли замелькали в голове. Мартин д'Анэ ехал один, без отряда орденских братьев, что само по себе случается нечасто, особенно в столь продолжительном путешествии… А по прибытии на Кипр он скрылся — попросту исчез, и никто о нем ничего не знал… И прежде того, в пути, он ни с кем не пытался свести знакомство… Кроме нее!.. Но и ей он не спешил открывать свое прошлое, избегал отвечать на расспросы…

Джоанне почудилось, что сердце ее вот-вот разорвется — но оно дрогнуло и почти остановилось: сейчас она задохнется и умрет!

Прокаженный стоял у поручней, глядя на берег. Корабль разворачивался и медленно отходил от причала, матросы поднимали главный парус, доносился грохот весел, вставляемых в уключины. Рыжий Эйрик — теперь уже ошибки быть не могло, она узнала оруженосца Мартина д'Анэ, — привязал саврасого жеребца и своего коня в стойле за дощатой загородкой и вперевалку приблизился к лазариту. Теперь они стояли рядом, но если лицо Эйрика было открыто, топхельм лазарита, не давал возможности видеть его черты.

У Джоанны мелькнула слабая надежда — а вдруг это все же не Мартин? Но конь, но оруженосец… и этот шлем, через прорези которого он так пристально смотрел на нее вчера…

Лазариты редко открывают лица, избегают общения с людьми, держатся особняком… но и они порой покупают шлюх, чтобы утолить свои желания! Пока их тела еще не начали распадаться и повинуются им.

Корабль удалялся. Джоанна по-прежнему стояла, не шевелясь. Глаза ее были расширены, сердце исчезало где-то в груди, дыхания не хватало. Наконец ее пальцы, намертво вцепившиеся в каменный зубец, разжались, и она начала сползать вдоль кладки парапета. Гул в ушах стал нестерпимым, и молодая женщина провалилась в глухую беспросветную тьму.

Галера с Кипра медленно приближалась к берегам Палестины.

Мартин стоял на кормовой надстройке, глядя сквозь прорези шлема на вырисовывающиеся вдали очертания Святой земли. Горизонт был затянут мутной сероватой мглой, солнце здесь было не таким ясным, как на Кипре, однако постепенно все отчетливее проступала линия холмов и строения на берегу.

Под стальной личиной топхельма лицо рыцаря было напряжено: однажды он поклялся, что никогда более его нога не ступит на эти земли. Но Ашер бен Соломон вынудил его изменить своей клятве. Хотя в глубине души Мартин и сам был не прочь взглянуть, что же здесь на самом деле происходит. Упорство крестоносцев, их отчаянная борьба и непреклонное стремление возродить утраченное Иерусалимское королевство волновали его и вызывали невольное уважение.

«Ну что ж, вот и представился случай», — подумал он, решительно изгнав из мыслей всякую тень воспоминаний. У него есть задача, и ее необходимо решить. А когда он с этим справится, то наконец-то получит три вещи, которые нужны ему больше всего на свете: дом, семью и смуглую красавицу Руфь.

Думать о прелестной еврейке ему было тем легче, чем дальше за кормой оставались Кипр и Джоанна. Об англичанке вообще следовало забыть — по крайней мере до тех пор, когда ему придется ради достижения своей цели сослаться на свою связь с нею. Возможно, даже и без этого удастся обойтись. В остальном Мартин надеялся, что бурное любовное приключение так и останется одним из эпизодов его довольно-таки беспокойной жизни… впрочем, не лишенным приятности.

С моря укрепления Акры, некогда возведенные первыми крестоносцами, казались сплошной желтоватой громадой. За могучими зубчатыми стенами виднелись купола храмов и звонницы, превращенные в минареты с приходом сарацин. Далеко в море выступал каменный мол, защищавший гавань, но судов в ней сейчас было совсем немного, куда меньше, чем стоявших на внешнем рейде итальянских кораблей. Огромные нефы и галеи пизанцев и генуэзцев блокировали Акру с моря с тех пор, как им удалось отогнать от побережья суда египетского флота Саладина.

Стоявший неподалеку от лазарита магистр Гарнье де Неблус пояснил, что эти корабли не позволяют галерам и фелукам сарацин доставлять в окруженную Акру подкрепления и продовольствие. И все же неверные продолжают удерживать город, так как Саладин поклялся, что Акра — этот «якорь» крестоносцев в Святой земле — больше никогда не будет принадлежать франкам.

— Мы причалим вон там, — магистр указал на побережье севернее города. — Нас будут ждать, ибо еще днем я отправил почтового голубя с сообщением о нашем прибытии.

О том, что содержалось в этом послании, Мартин догадался только тогда, когда заметил у причала группу рыцарей с зелеными крестами на плащах и в шлемах, наглухо закрывавших лица. Они стояли отдельно от всех прочих, явившихся встретить судно.

— Вы сообщили братьям ордена Святого Лазаря обо мне?

— Я не мог поступить иначе, — магистр слегка склонил увенчанную тюрбаном голову. — Иначе вас могли бы удержать на корабле до тех пор, пока за вами не прибудут. В лагере и без того хватает болезней, и к прокаженным тут относятся не слишком приветливо. Хотя, клянусь верой, братья лазариты сражаются под Акрой так, что иным лучше бы возносить им хвалы.

Мартин быстро взглянул на Эйрика. Рыжий хмурился и выглядел неважно.

Еще на Кипре, обсуждая план дальнейших действий, они предполагали сразу после высадки затеряться в шумном и беспорядочном скопище воинов, переодеться в укромном месте и, выдав себя за наемников, примкнуть к какому-нибудь отряду крестоносцев. В лагере под Акрой их было великое множество: итальянцы и немцы, испанцы и шведы, англичане и французы, шотландцы и австрийцы — едва ли не все народы Европы. И новичков здесь всегда принимали охотно — умели бы держать в руках меч или копье.

Но одно дело предполагать… Христиане и мусульмане говорят, что всем располагает только Бог, и сейчас этот Бог — неизвестно чей, — пожелал, чтобы Мартин угодил прямиком к настоящим прокаженным. Хуже не придумаешь, и отделаться от этих лазаритов не так-то просто.

Весла мерно вздымались и опускались, галера подходила к причалу. Магистр Гарнье тем временем направился к стоявшему на носу корабля епископу Бове, который, в отличие от госпитальера, на протяжении всего плавания старался держаться как можно дальше от прокаженного спутника.