Симона Вилар - Лазарит

По завершении обряда Беренгария, все еще полная возвышенных переживаний, заметила, обращаясь к будущей золовке:

— Похоже, что наша свадьба в море все же не состоится!

Иоанне показалось, что в ее голосе звучит облегчение.

Шкипер Питер, едва священнослужители разоблачились, поспешно прошел на нос корабля и надолго застыл у резной фигуры птицы на форштевне, вглядываясь в туманную даль. От былого спокойствия на море не осталось ни следа. Судно то взмывало над водой, то стремительно опускалось, форштевень рассекал волны, взметая пену и брызги.

Ветер, между тем, набирал силу: сначала он был ровным, дул с запада, а к четырем часам пополудни повернул к северу и превратился в порывистый. Время от времени налетали шквалы. Небо на закате запылало мрачным огнем, но даже не эта картина, подобная окну в преисподнюю, тревожила шкипера. С севера надвигались, гася небо, тучи, в той стороне уже клубился сплошной мрак. Волнение росло, качка усиливалась, и многие на кораблях уже страдали от морской болезни.

Питер невольно выругался, помянув нечистую силу. Грешно, конечно, в такой день, но и сдержать себя он не смог: судя по перемещению сигнальных огней, зажженных на мачтах из-за рано наступившей темноты, корабли флотилии начали расходиться все дальше, нарушая первоначальный строй.

На флагманском нефе вместе с Ричардом находился предводитель тамплиеров Робер де Сабле — превосходный мореплаватель и знаток морских маневров, и уж если он допустил, чтобы корабли начали рассредоточиваться, значит, ему стало ясно, что этого все равно не избежать. Вскоре всякая связь между судами прервется, и шкиперам придется действовать по собственному разумению, на свой страх и риск. А ведь он, Питер из Бристоля, несет ответственность не только за судно, груз и команду, но и за невесту и сестру короля!

Все, что ему оставалось теперь, — следить за огнями флагмана, спустить паруса, закрепить гафели и гики и держать свой юиссье носом к волне.

Теперь шкипер твердо знал — грядет буря, и после долгого штиля и жары мощь ее будет огромной. Поэтому он больше не сквернословил, а хрипло напевал себе под нос покаянные псалмы, вторя голосам, доносившимся до него с палубы.

В своем покое в кормовой надстройке королева Иоанна и принцесса Беренгария горячо молились, время от времени вскрикивая и хватаясь за руки, когда судно взлетало ввысь, а затем стремительно проваливалось в долину между двумя волнами, словно норовило уйти прямиком на дно.

На короткое время ход юиссье выровнялся, и Иоанна, чтобы отвлечь Беренгарию, поведала ей о том, что на деле скрывалось за ее браком с Ричардом Английским. Ведь и здесь не удалось избежать расчета и тайной политической игры. Дело в том, что матерью матери Элеоноры Аквитанской была Филиппа Тулузская, а коль скоро это так, Плантагенеты имеют весомые права на графство Тулуза. Но для того, чтобы предъявить эти права, напав на Тулузу, необходимо обезопасить южные рубежи Анжуйских владений. И эта цель будет достигнута, когда Ричард и Беренгария обвенчаются, а Наварра станет естественным союзником державы Плантагенетов…

Она не закончила свой рассказ, с ужасом ощутив, как к горлу подступает тошнота. Пречистая Дева, когда же закончатся эти мучения!

На самом деле это было только начало. Снова и снова юиссье взлетал и падал в пропасти, буря швыряла его, как щепку, настил под ногами ходил ходуном. Но хуже всего было неведение. Что происходит на палубе? Велика ли опасность?

В конце концов Иоанна решилась покинуть покой и расспросить шкипера, но у самого выхода из надстройки ее остановил шотландец Осберт.

— Не вздумайте выходить, мадам! — закричал он, весьма непочтительно обхватывая талию королевы. И вовремя — иначе уже нависшая над бортом гигантская волна смыла бы сестру Ричарда за борт. В следующую секунду бушующая стихия лавиной пронеслась по палубе, сметая все на своем пути.

Иоанна с отчаянным возгласом вцепилась в рыцаря, оба потеряли равновесие и покатились вниз по сходням на нижнюю палубу. Сверху на них обрушились потоки соленой воды, но Осберт крепко держал королеву. В это время налетел новый шквал, и сильнейший град застучал по мокрым доскам палубы и кровлям надстроек.

Иоанна, сделав усилие, попробовала приподняться.

— Возвращайтесь немедленно, ваше величество! — закричал шотландский рыцарь, перекрывая могучим голосом рев бури. И он, и Иоанна вымокли до нитки. — Возвращайтесь! Корабль надежен, он выдержит и не такое, а вы из-за своего легкомыслия едва не отправились кормить рыб!

Королеве пришлось подчиниться. Она вернулась на полуют, напоминавший поле битвы. Среди разбросанных принадлежностей для шитья и раскроенных тканей лежали пластом, оглашая покои стонами, служанки, швеи и невеста Ричарда. Морская стихия, как известно, не знает разницы между знатными господами и прислугой. Гребни волн порой взлетали так высоко, что клочья пены достигали окон их покоя.

Никто не заметил, как наступил день. Но вокруг по-прежнему царил такой же мрак, а корабль, превратившийся в игрушку волн, несся в неизвестном направлении, содрогаясь до килевого бруса.

На мгновение сознание Иоанны помутилось — это был не то обморок, не то краткий сон, вызванный страшной усталостью. Но корабль снова накренился, ее тело покатилось по палубному настилу, и она пришла в себя.

Прямо перед ней, вцепившись в резной столбик ложа, на коленях стояла Беренгария. Иоанна поразилась: даже в этом клокочущем аду принцесса Наваррская умудрялась молиться. Глаза ее были устремлены ввысь, губы беззвучно шевелились.

Наконец их взгляды встретились, и Беренгария помогла Иоанне подняться.

— Это я всему виной! — скорбно вымолвила принцесса. — Я так боялась первой брачной ночи, что упросила небо отсрочить миг нашей свадьбы с Ричардом… А теперь мы все непременно погибнем, и мой возлюбленный не сможет исполнить свой обет! Я чувствую, что за это мне суждено гореть в геенне огненной!

— Замолчите, Беренгария! — с негодованием воскликнула Иоанна. — Неужели небесам больше нечем заняться, кроме молитв какой-то насмерть перепуганной девственницы?

— Не кощунствуйте, Пиона! — отпрянула принцесса, выпустив руку Иоанны.

Та покачнулась и с силой ударилась головой о стойку ложа.

Боль оказалась настолько резкой, что Иоанна, всегда казавшаяся себе сильной и мужественной, внезапно расплакалась, словно дитя. Беренгария бросилась к ней, пытаясь утешить, и королева Сицилии вдруг уткнулась в ее колени, исходя слезами и бормоча, что не хочет умирать, и как это страшно — стать мертвой…

Принцесса же стала уверять ее, что смерть — это всего лишь переход к иной жизни, подлинной, той, ради которой и приходит в полный греха мир человек, чтобы презреть все его искушения, а затем уйти туда, где все по-другому и где ждут его те, кого они любили в этом мире. Но не эти затверженные слова — ибо кому ведомо, что ждет его за гробом, а сам голос Беренгарии и звучавшая в нем пронзительно чистая вера успокоили Иоанну. Страх отступил, и она вновь стала самой собой…