Александр Крашенинников - Слуга злодея

И было от чего!

Будучи проездом в Москве, граф за три дня превратил семидесятилетнюю княгиню Мягкоедову в цветущую барышню осьмнадцати лет, так что она запросилась за него замуж.

Князю Потемкину через его доверенное лицо капитана Осьмуху Алессандро Калиостро сделал бесценный подарок, взяв у него мешок золотых монет с изображением птицы с двумя клювами, но без хвоста и вернув вместо него три мешка монет с портретом Екатерины Второй. Монеты были подвергнуты пробам и оказались из чистого золота!

Из юродивого Василия Желагина он изгнал беса, и Василий был принят в масонскую ложу.

Граф предсказал повышение цен на затычки для ушей, падение полицмейстера в лужу подле Кремля и нашествие на солдатские казармы вшей особливого вида с животами в булавочную головку.

Наконец он отменил землетрясение в Москве! По его тайной подсказке землетрясение было напророчено знаменитой блаженной Февронией на начало ледохода. Лед пошел, дрогнули, но устояли соборы Кремля, устояли дома, устоял город, одна только Феврония, напившаяся с денег графа, свалилась в ледяную воду.

Москва сошла с ума. Во всей древней столице не было дома, где не молились бы за графа. Тьмы поклонников окружили хоромы, где он остановился, от взглядов обожания и трепета перед волшебником плавился снег. Крики счастливцев, заметивших, как дрогнул уголок занавески в его окне, сбивали наземь ворон.

Никогда еще граф Алессандро Калиостро не знал такой бури восторгов и безумства. Жизнь удалась и наполнилась смыслом. Счастье бытия переполняло графа.

Однако он не мог и шагу ступить из дома. Слуга, одетый в его кафтан и вышедший на минуту в лавку, вернулся голым — кафтан, а заодно панталоны и подштанники разорвали на память.

Три дня спустя отощавший, немытый и неубранный граф Алессандро Калиостро бежал из Москвы под покровом ночи, яко тать.

Его, однако, заметили и пустились в погоню.

Поспешное отступление графа было похоже на панический исход неприятеля из пределов российских. Голод поднимал голову и готовил революцию в животах графа, его несравненной спутницы Лоренцы, а также слуги и служанки, доски мостовых трещали под ногами преследователей, как выстрелы фузей, дважды экипаж нырял в канавы, прорытые поперек дороги.

Вырвались наконец за город. Впереди торжественно, как полная луна, сияла свобода.

— Спасены! — крикнул в пространство весенних полей граф Алессандро Калиостро.

Ускользнув от обожателей, он был счастлив более, нежели в их окружении. Мокрый от дождя кустарник, кочки и примятая снегами пашня были безопасны, они не знали, что такое находиться рядом с великим магом и предсказателем.

— Да здравствует безвестность и забвение!

Сумасшедшие крики графа Алессандро Калиостро потонули в реве толпы, вывалившей из соседнего леса.

Граф выпрыгнул из кареты и приказал кучеру гнать лошадей что есть мочи.

Экипаж, вихляя задом, как презрительная женщина, скрылся во тьме. Граф повернулся к толпе, мужественно встречая огромную шайку поклонников.

До рассвета графа мяли и щупали жадные руки обожателей. Солнце встретило его лежащим на обочине и почти бездыханным, как выброшенная на берег щука.

С превеликими трудами он встал на ноги и огляделся. Он был один посреди бескрайней пустыни среднерусской равнины. Его коренастое, почти обнаженное тело дрожало от холода, скуластые щеки вздулись так, что он мог видеть происходящее рядом с ним только наклонив голову.

Старая облезлая собака равнодушно бежала мимо. Коза, повернувшись к нему задом, объедала одинокую кочку.

Беспримерный маг и волшебник Ахарат, Фридрих Гвалдо, Великий Копт, маркиз Пеллегрини, граф Феникс, граф Тара, Джузеппе Бальзамо и граф Алессандро Калиостро почувствовал, как по его лицу текут слезы. Он не плакал с того дня, как женился на первой римской красавице Лоренце Феличиане.

Никто не мог бы сказать, были это слезы окончательно обретенной свободы или печаль гигантских синяков, покрывших его тело.

В этом сомнамбулическом состоянии и нашла его верная Лоренца, вернувшись за ним почти от самого Клина.

Ехать по русской дороге кроме как лежа не было возможности. Но лежать граф Алессандро Калиостро не мог. Он потащился пешком, подбадриваемый взглядами жены и слуг.

Сомневались, однако, верной ли дорогой они движутся.

— Эта дорога в Санкт-Петербург? — спросил встречного крестьянина слуга, немного лопотавший по-русски.

— Нет, — отвечал крестьянин. — В Клин.

— А в Санкт-Петербург?

— Дальше, барин.

— Но если мы поедем через Клин, то в Санкт-Петербург прибудем?

— На все божья воля.

И крестьянин, закинув за плечо кнут и меся грязь просторными лаптями, направился прочь.

— Да в какой стороне Санкт-Петербург будет? — крикнул ему вослед слуга графа Алессандро Калиостро.

— Там, — крестьянин показал рукояткой кнута на юг.

— Но там Москва!

— Ежели ты, барин, знаешь, пошто спрашиваешь? — обиделся крестьянин.

Сие рассуждение привело слугу в такую задумчивость, что он велел кучеру остановиться.

— Едем в Клин, — сказала Лоренца.

— А до этого самого Клина слух обо мне еще не дошел? — обеспокоился граф.

— Нет, — успокоила его Лоренца. — По здешним дорогам он ходит пешком.

До восшествия на престол императрицы Екатерины Второй города часто в деревни преображались. Екатерина расторгла сии узы судьбы. Она, отверзая пути к процветанию, убрала стесняющие оковы, дабы люди везде имели способы улучшать свою жизнь. Отныне нередко деревни в города начали преобращаться. Древний Клин, во времена оны и процветавший и бывший в полном разорении, подпал под счастливый жребий и стал славным поселением.

Это была теперь одна из самых больших почтовых станций между Москвой и Санкт-Петербургом.

Здесь появились дома из белого камня, пять трактиров, десять шинков, изрядный почтовый двор с комиссаром, животом своим похожим на генерала, господа в белоснежных чикчерах, хотя и с грязными коленями, барышни в юбках на фижмах, в коих нельзя было ни сесть, ни в дверь пройти, и, наконец, воры и шарлатаны.

Ни одно поселение не может называться городом, ежели нет в нем воров и шарлатанов. Шарлатаны в Клину были особого, необыкновенного свойства. Они лечили природу от засухи, а людей от голода, брались перенести солнечное затмение на год позже, починить сломанную ось ржаной соломой и выжить бродячих собак из города барабанным боем. И проживало их в городе не меньше, чем мещан, да и мещане, по правде сказать, все были плутами.

Подле трактира на въезде в город, разложив на дощечке товар, сидел среброглавый старик с замкнутыми очами. Осанка старика была столь величественна, а раны его очей столь вопиющи, что граф Алессандро Калиостро остановился подле него и подозвал слугу, умеющего лопотать по-русски.