Мишель Зевако - Кровное дело шевалье

— Разумеется! Ты отравил малыша, и месяца через два он умер… Ты был решителен и смел, Рене, и я не жалею о том, что любила тебя. Недрогнувшей рукой ты уничтожил живое доказательство супружеской неверности королевы… Но зачем бередить старые раны? Да, я любила тебя! Ты вошел в мою жизнь тогда, когда король, мой муж, принуждал меня улыбаться его любовнице, когда весь двор отвернулся от меня и встречал каждое мое слово враждебным молчанием. Даже слуги исполняли мои приказы лишь с разрешения Дианы де Пуатье. Меня оскорбляли и презирали, ненависть и горечь переполняли мою душу. И только в твоих глазах я заметила сострадание… Нас тянуло друг к другу… Целыми днями мы говорили о Флоренции, а ночами ты посвящал меня в тайны звезд. Благодаря тебе я стала немного разбираться в великом искусстве звездочетов-предсказателей. Но главное — ты открыл мне тайны семейства Борджиа. Именно ты, Рене, объяснил мне, что такое aqua tofana. Я постигла науку, которая уравнивает человека с Богом, ибо позволяет в любую минуту прерывать жизни других людей. Я научилась хранить яд в перстне, научилась превращать в смертельное оружие цветы, страницы книги и даже поцелуи любовницы. И тогда мне, наконец, улыбнулось счастье… Это твоя заслуга, Рене, но и ты получил достойную награду: стал возлюбленным королевы.

А я теперь — истинная королева! Стоит мне пошевелить пальцем, и любой мой недруг будет стерт с лица земли. Совсем скоро моя власть станет безграничной, и передо мной будет трепетать весь мир… А ты вдруг тянешь меня назад, в прошлое… Но прошлое не воскресить, Рене. Нет, меня интересует лишь будущее. С чего бы мне вспоминать о том ребенке? Он появился — и исчез. Думаю, его подобрала какая-нибудь добросердечная парижанка. Не забывай, что ты дал ему яд, так что месяца через два мальчишка, видимо, отправился к праотцам, хотя ему лучше бы было вообще не появляться на свет.

Руджьери схватил руку королевы и нервно сжал ее пальцы:

— А что если я просчитался? Что если доза оказалась несмертельной или случилось чудо, и наш сын остался в живых?

— Тогда проклятие на его голову! — вскричала Екатерина.

— Признаюсь, ваше величество, после той страшной ночи я много раз обращался к звездам, и каждый раз они утверждали, что мальчик жив.

— Проклятие на его голову! — твердила королева.

— Я никогда не напоминал вам о событиях той кошмарной ночи; я мучился молча, в одиночку страдая от угрызений совести. Но сейчас я больше не имею права молчать — это было бы предательством, а я не хочу предавать вас, Екатерина! Вы всегда были и всегда будете моим божеством!

— Ладно, — вздохнула королева, — допустим, наш сын не умер. Ну и что? Живет, наверное, среди бедняков — жалкий подкидыш, без имени, без денег. Даже если он жив, нам ничего о нем не известно, и он тоже, конечно, никогда не узнает, кто его родители.

— Екатерина, — очень серьезно проговорил астролог, — мужайтесь… Наш сын в Париже, я встречался с ним.

— Встречался? — затрепетала от страха королева. — Где? Когда?

— Вчера… Да будет вам известно: женщина, которая нашла его на ступенях храма, приютила и вырастила…

— Кто? Кто она?

— Жанна д'Альбре!

— О, злой рок преследует меня! — простонала королева. Ее лицо помертвело. — Мой сын, живое доказательство моей преступной измены, попал в руки нашего злейшего врага.

— Но королева Наваррская даже не догадывается… — прошептал Руджьери.

— Ерунда! Раз Жанна пригрела этого ребенка, значит, она посвящена в мою тайну, — уверенно заявила королева. — Не представляю, как это могло случиться, но она дозналась обо всем. Теперь ты понимаешь, что королева Наваррская должна умереть? Дело уже не в том, кто унаследует французский престол, — ее сын или мой. Речь идет о жизни и смерти. Я уничтожу Жанну, чтобы она не уничтожила меня.

Екатерина прошипела это, задыхаясь от злобы, но быстро взяла себя в руки. Ее лицо снова окаменело, напоминая своей мертвенной неподвижностью лик кладбищенского изваяния.

— Расскажи мне, где и когда ты его видел, — потребовала она.

— Вчера, ваше величество, я вышел от этого юноши…

— Того, что спас королеву Наваррскую?.

— Да, Пардальяна. Но, едва оказавшись на улице, я остолбенел: навстречу мне шагал мужчина — и это был я, понимаете, я сам! Я встретился с самим собой, но не таким, каков я теперь, а таким, каким был двадцать четыре года назад. Сначала я подумал, что лишился рассудка, а затем быстро прикрыл лицо краем плаща. Ведь если бы тот человек взглянул на меня, он был бы поражен точно так же, как и я. Немного придя в себя, я заметил, что удивительный незнакомец поднимается к Пардальяну. Я был изумлен… И меня до глубины души потрясли глаза молодого человека, полные неизбывной грусти…

Руджьери на миг замолчал. Он смотрел на королеву, пытаясь заметить на ее лице хоть тень волнения. Но Екатерина была холодна и спокойна, как всегда.

— И вот тогда, — продолжал астролог, — страшная догадка молнией вспыхнула в моем мозгу. Я вспомнил: звезды сказали мне, что мой сын жив, и я понял: это он! Мое дитя! Ах, Екатерина, не могу передать, что я почувствовал в эту минуту! А потом я подумал о вас! О том, что вам, может быть, грозит опасность, и все исчезло, все! Осталась лишь одна мысль — как спасти вас, моя королева.

Пытаясь совладать с нервной дрожью, я вернулся на постоялый двор. На цыпочках прокрался вверх по лестнице за незнакомцем… Убедился, что он действительно вошел в комнату Пардальяна… Я пристроился у двери и подслушал всю их беседу. Вот из нее-то я и узнал, что загадочный юноша, безусловно, наш сын. Его подобрала, приютила и воспитала Жанна д'Альбре.

— А он сам… подозревает?..

— Нет, нет! — решительно заверил королеву Руджьери. — Клянусь вам, нет.

— Что привело его в Париж?

— Он состоит при королеве Наваррской и, видимо, прибыл вместе с ней.

Екатерина Медичи погрузилась в глубокие раздумья. Какие опасения терзали ее в эту минуту? Что она собиралась делать?

Внезапно королева вздрогнула в испуге:

— Стук в дверь!

— Это же шевалье де Пардальян. Я велел ему прийти в десять…

— Пардальян? — Екатерина потерла рукой лоб, словно силясь привести в порядок свои мысли. — Ах да! Этот юноша… Слушай, Рене, а что от него хотел тот человек?.. Они друзья?

— Да нет, ваше величество. Просто королева Наваррская послала его поблагодарить шевалье за свое спасение.

— Стало быть, они не дружат…

— Нет, мадам. До вчерашнего дня они даже не были знакомы.

— Впусти его, Рене. Я хочу дать этому юноше одно поручение. Ты уверял меня, что Пардальян беден и самолюбив, не так ли?

— Более того, мадам, он не просто беден — он нищ, и не просто самолюбив — он горд.

— Значит, он пойдет на все и ни перед чем не остановится. Впусти же его, Рене…