Мишель Зевако - Кровное дело шевалье

И поманила гостя рукой:

— Вот, взгляните, сын мой.

Франсуа вошел вслед за ней в крошечную чистенькую каморку, в бедном убранстве которой чувствовался тем не менее тонкий вкус. На стене герцог увидел образ Божьей матери и распятие, а над кроватью — маленький портрет; с холста смотрело лицо молодого Франсуа.

— Вот тут она и жила, монсеньор, — вздохнула старушка. — Она перебралась ко мне на другой день после вашего отъезда. В этой самой постели она четыре месяца пролежала, едва не отдав Богу душу: думала, что вы бросили ее. Здесь она горевала, молилась, здесь металась в горячке, непрестанно твердя ваше имя. А когда встала на ноги, облачилась в черное… навеки…

— Дама в трауре, — простонал маршал.

— И ваша дочурка появилась на свет на этой кровати, — рассказывала крестьянка. — Это дитя воскресило Жанну! Девочка росла, а Жанна потихоньку успокаивалась. Любуясь на малютку, она снова научилась улыбаться… Хотите ли вы узнать, что было дальше, монсеньор?

— Да… Да, расскажи все, что тебе известно…

— Хорошо. Идите за мной!

Они покинули домик и через сад пошли к живой изгороди, образованной сплетшимися кустами ореха и боярышника. Тут женщина остановилась и указала на свою хижину:

— Взгляните, даже сейчас, при лунном свете, можно рассмотреть вон то окно, а днем его видно еще лучше. Так что с этого самого места очень легко следить за тем, что происходит в комнате.

— Но тогда… много лет назад, когда я вбежал в этот дом, мой брат как раз стоял у окна! — И Франсуа отчетливо увидел ту ужасную картину.

— Но это еще не все, монсеньор. Мой старик заметил, как по сельской улице, прячась от людей, крался какой-то мужчина. Он прижимал к груди странный сверток, закрывая его полой плаща; муж подумал, что человек этот несет маленького ребенка, но не мог даже вообразить, какое горе нас ждет.

— Меня-то самой не было дома, когда вы появились у нас, — напомнила кормилица, — так что о многом я только догадываюсь. А позже к барышне пришел один мужчина и вернул ей дитя. Жанна была так счастлива… Кинулась к вам… Мы не сумели ее догнать… И больше никогда не видели нашу голубку… Раньше, когда я была помоложе, я пару раз ездила в Париж, пыталась ее найти… Потом оплакала. Сейчас у меня уж и слезы кончились, но я все надеюсь… и, умирая, буду надеяться, что кто-нибудь вдруг принесет мне радостную весть и я узнаю: Жанна не погибла! Все ее беды в прошлом! Теперь она почитаема и любима! О, монсеньор, прошу вас, не скрывайте: что вам известно о ней?

Герцог Монморанси упал перед простой крестьянкой на колени и голосом, прерывающимся от рыданий, произнес:

— Благословите меня! Я говорю вам: Жанна жива и ее ждет счастье, которое вознаградит безвинную страдалицу за все горести и муки!

И скромная старушка дрожащей рукой благословила всесильного маршала.

Франсуа вернулся в домик и целый час оставался в бедной комнате, где провела тяжелые дни Жанна, где родилась Лоиза. Он не стал зажигать огня. Кормилица слышала, как он ходит по комнате, плачет, разговаривает с кем-то. Голос его звучал то заботливо и нежно, то гневно и грозно.

Наконец Франсуа немного успокоился, распрощался со старой крестьянкой, вскочил на коня и умчался.

Из Маржанси он поехал в замок Монморанси. Визит сеньора вызвал жуткий переполох, но герцог лишь быстро переговорил с управляющим. Франсуа сообщил, что скоро обоснуется в своем поместье навсегда, приказал все подготовить и отремонтировать одно из крыльев здания; там, заявил маршал, будут жить две знатные дамы.

После этого герцог отправился к дому бальи Монморанси. Перепуганный бальи, увидев владельца замка, хотел тотчас же послать кого-нибудь ударить в колокола, но Франсуа запретил ему устраивать торжественную встречу. Маршал потребовал перо и пергамент и собственной рукой начертал несколько строк. На следующий день старая кормилица получила дарственную: сеньор передавал ей и ее потомкам дом и прилегающий к нему участок, а также двадцать пять тысяч серебром.

В Париж герцог возвратился только утром, когда распахнулись городские ворота.

Мысли Франсуа путались, он никак не мог осознать, что же произошло. Голова у него раскалывалась; ему казалось, что человек не может выдержать подобного потрясения.

Жанна жива! Жанна никогда не изменяла ему! Жанна де Пьенн была и есть его единственная законная супруга! Но тут же он со страхом вспомнил, что Жанна в опасности… Надо ее найти, спасти, сторицей воздать ей за перенесенные страдания…

Неужели он еще будет счастлив? Что надо сделать? Развестись с Дианой де Франс? Нет, сначала нужно разыскать Жанну, остальное потом…

Пардальян ожидал его в кабинете. Всю ночь юноша в страшной тревоге пробегал из угла в угол.

Почему маршал уехал? Куда он отправился? Может, просто решил проветриться и успокоить нервы? Пардальян мучительно размышлял над этим, пока не сообразил, что беспокоиться надо совершенно по другому поводу. Ведь главное сейчас — что сделает могущественный вельможа с Пардальяном-старшим, по вине которого жена герцога мучилась шестнадцать долгих лет!

Разумеется, отец Жана вернул похищенного младенца матери. Шевалье отлично помнил, как старый вояка рассказывал об этом… И потом — он подарил Жанне алмаз!

Впрочем, от этого не легче: ведь именно с кражи малышки начались те события, в результате которых маршал бросил любимую жену.

Пардальян попытался поспать в кресле, но не только не сумел сомкнуть глаз, но даже не смог дольше минуты сидеть на месте. Он ходил взад-вперед по кабинету и с нарастающей тревогой ожидал возвращения маршала.

Под утро двери кабинета неожиданно распахнулись, и на пороге появился тот самый привратник, с которым шевалье познакомился накануне. Увидев гостя, страж ворот застыл в полнейшем изумлении.

Надо сказать, что маршал никому во дворе не сообщил о визите Пардальяна. Франсуа умчался в таком состоянии, что, пожалуй, и сам позабыл о существовании посетителя. Кроме того, почтенный привратник не видел, как шевалье входил во дворец. Естественно, верный слуга Монморанси просто остолбенел.

— Вы! — воскликнул он, не в силах более произнести ни слова.

— Я самый, друг мой, — спокойно ответил Пардальян. — Как мы себя чувствуем?

— Но как вы вошли?

— Через дверь, конечно!

Привратник так же, как и накануне, впал в бешенство. Однако он хорошо помнил, чем закончилось его столкновение с молодым человеком, и постарался сдержаться.

— Через дверь? Да не может быть!.. Кто вам открыл?

— Вы, мой друг!

— Объясните мне наконец, как вы проникли в дом!

— Я уже десять минут твержу: через дверь, и вы сами мне открыли!

— Может, это я вас и в кабинет привел?

— Нет, не вы!