Еремей Парнов - Собрание сочинений в 10 томах. Том 8. Красный бамбук — черный океан. Рассказы о Востоке

Деку молча выслушал его и предложил сесть.

— Задержитесь еще на несколько минут, майор, — с озабоченным видом он расположился в кресле, на котором еще лежала подушечка Катру. — У меня мелькнула идея, которую стоит обмозговать. — Адмирал коснулся рукой лба. — О чем мы говорили? Ах, да! — вспомнил он, взглянув на пакет в руках Фюмроля. — Я хотел спросить, есть ли у вас надежный сейф? Нет? Это непорядок. Срочно заведите. Пока же ровно в восемь к вам будет приезжать офицер и забирать документы.

Фюмроль поморщился.

— Да-да, мой дорогой! Прежде всего режим! — Деку многозначительно поднял палец. — В тропиках люди склонны распускаться. На это принято смотреть сквозь пальцы. Что ж, я понимаю. Но придется подтянуться, господа. Родина, труд и порядок, — глубокомысленно повторил он любимый лозунг Петэна. — Этого требует от нас великая национальная революция… Теперь относительно возглавляемой вами миссии. Я наслышан, что вы хорошо знаете Японию? Весьма ценно в нынешних обстоятельствах. Отныне, помимо вашей основной деятельности, вы займетесь — только это секрет! — разработкой новой политики. Необходимо что-то противопоставить японской пропаганде «Великой Восточной Азии». Вы понимаете? В противном случае мы потеряем колонии. Мне кажется, что наша политика должна развивать в среде индокитайской элиты и местного населения чувство признательности к Франции, желание остаться верными французскому знамени. Возможно, нам придется пойти на известные перемены. Лично мне представляется заслуживающей внимания идея создания федерации солидарных и автономных государств со столицей, скажем, в Далате, где пребывает ныне двор императора Бао Дая. Это современно.

Стоит подумать и о восстановлении пышных церемоний, которые так обожает простонародье. Для начала можно было бы реставрировать дворец в древней столице Хюэ. Это должно понравиться. Одним словом, вы понимаете, в каком направлении надлежит работать. Я решительный противник военного консерватизма. Жизнь постоянно заставляет искать новые формы. Неизменным должен оставаться лишь основополагающий принцип: «Великая французская родина — защитница и опекун индокитайской федерации». Мы не можем позволить себе роскоши антияпонской агитации, но кто мешает нам превозносить отечество?

От генерал-губернатора Фюмроль вышел со смешанным чувством брезгливости и интереса.

В Токио, где ему пришлось почти безотрывно находиться рядом с Деку, это ощущение лишь окрепло. Сравнив одного адмирала с другим, Фюмроль понял, в чем дело. Обоим им выпала жалкая роль, и японцы всячески постарались подчеркнуть это на переговорах. Но если Дарлан вел себя, как затравленное животное, то впадая в излишнюю угодливость, то принимая позу оскорбленной добродетели. Деку подкупал простотой и чувством собственного достоинства. Фюмроль видел, каких внутренних усилий стоило это генерал-губернатору. Сравнение было явно не в пользу министра иностранных дел. Что бы там ни было, но свой крест Деку нес с достоинством и стойко придерживался полученных инструкций. Дарлан, сдававший одну позицию за другой, счел за благо поскорее скрыться за кулисы.

Подписав соглашение о признании преимущественных прав Японии в Индокитае, министр заторопился с отъездом. Перед отлетом, отвечая на вопрос корреспондента печатного концерна «Майнити», он сказал:

— Между правительствами Новой Франции и могучей Японии достигнуто полное единство взглядов. Обе страны не пожалеют усилий для противодействия коммунистическим проискам на Дальнем Востоке во имя мира и взаимного процветания.

— Не может ли господин министр уточнить, о каких именно происках идет речь? — спросил представитель концерна «Асахи», отличавшегося более либеральными тенденциями.

— Я говорю о международном коммунистическом заговоре вообще, — туманно ответил Дарлан, размахивая на ходу зажатой в кулаке перчаткой. Он торопился, то и дело выскакивая вперед из-под услужливо раскрытого над ним зонта. Вспышки магния отражались в дождевых лужах. Обменявшись прощальным рукопожатием со своим японским коллегой, Дарлан отозвал в сторону адмирала Деку.

— Значит, вы решили задержаться в Токио еще на денек? — спросил он, нервно озираясь.

— Так точно, — по-военному отрапортовал Деку. — Японцы настаивают.

— Вот и отлично. Очевидно, они хотят обсудить детали. Проявите разумную твердость.

Деку молча опустил веки. Оба прекрасно понимали, что следующим шагом японцев станет размещение военных контингентов на севере. Простора для политической игры не было.

— Теперь многое зависит лично от вас, — пробормотал Дарлан, пряча глаза.

— Боюсь, что они выжмут меня, как губку, — печально пошутил Деку.

Но его опасениям не суждено было оправдаться.

Судя по всему, японцы считали переговоры законченными. Из беспощадных и почти до неприличия жестких контрагентов они неожиданно превратились в радушных хозяев. Генерал-губернатору Индокитая была оказана честь, которой не удостоился министр Дарлан. Вопреки протоколу, его сразу же после проводов главы делегации принял сам Коноэ. Японский премьер держал себя с Деку так, словно тот был главой союзного правительства, а не колониальным чиновником поверженной и расчлененной страны.

Внимая изысканной вежливости Коноэ, который, отослав переводчика, перешел на безукоризненный французский язык, адмирал таял от удовольствие. Изгладилось даже разочарование, которое он испытал, когда обнаружил, что облик японских улочек и быт местной бедноты напоминают ему Вьетнам. «Конечно, они азиаты, — думал он о японцах. — Но зато какие! Высшего порядка! Ведь даже Гитлер назвал их арийцами Востока».

— Мы с вами ближайшие соседи и должны жить по-соседски. — Принц поднял чашечку с подогретым сакэ. — За ваше здоровье, Деку-доно!

Приложив руку к сердцу, как это делали шейхи в Северной Африке, Деку вопросительно покосился на Фюмроля.

— Приставку «доно» употребляют в обращении к военным, — шепнул майор. — Это почетно.

— Должен ли я теперь выпить за его здоровье? — так же шепотом спросил Деку.

— Едва ли. — Фюмроль позволил себе чуточку сарказма. — Он ведь не только премьер, но и принц.

— Понимаю, — кивнул Деку, не почувствовав шпильки, и молча выпил сакэ, показавшийся ему отвратительным.

Едва коснувшись чашки губами, Коноэ поставил ее на поднос.

— В знак признания давних усилий Франции в развитии индокитайской культуры и экономики, — сказал он, — правительство его величества намеревается направить в Ханой представителя в ранге чрезвычайного и полномочного посла.

Это была уже не просто вежливая декларация, но серьезный политический акт. С одной стороны, он свидетельствовал о высоком значении, которое придавала Япония индокитайским делам; с другой, вольно или невольно, намекал на некую форму независимости заморских территорий от метрополии.