Лариса Черногорец - Необоримая стена

— Где она была? Где висела икона, покажите!

Отец Герасим, недоумевая, указал на оклад, висящий пустым на стене храма.

— Сейчас, — Настя торопилась, и пальцы дрожали и не слушались её, — только развяжу веревку.

— Быстрее, Настя, быстрее, я не смогу долго сдерживать их. — Аника пытался, навалившись всем телом на двери сдержать натиск нападавших..

— Я стараюсь, сейчас… — ей, наконец, удалось развязать веревку котомки, она опустила руку и достала из неё образ. Свет, не раз исходивший от образа, в родном храме стал еще более ярким и явным. Перекрестившись, Настя поднесла образ к окладу. В эту же минуту двери храма распахнулись, бревно, разбившее их, угодило в Анику, отшвырнув его в угол храма. Он упал, ударившись виском о колонну, и затих без движения. Лука с помощниками ввалились в храм. Настя вставила икону в оклад и, прижавшись к нему лбом, прошептала:

— Помоги, матушка…

Икона моментально словно вросла в оклад, воздух около неё загудел так, что Насте показалось, сейчас лопнут барабанные перепонки в ушах. Казалось, гудевший и звенящий воздух сгущался вокруг иконы все большей и большей массой. Пространство и время остановились. Насте было тяжело дышать. Внезапно, как-то аккуратно обогнув Настю вся эта гудящая масса волной пошла на Луку и стоящих рядом с ним. В один миг какая- то воздушная стена, невероятной силы и скорости смела их с дороги, вышвырнув на улицу и разнеся при этом в щепки двери храма. Батюшка истово крестился:

— Воистину чудны дела твои, господи. Чтоб больные исцелялись — видел, не скрою, но чтобы такое…

Настя опустилась на пол под иконой:

— Ну, вот и все…вот и все…мы сделали это, Аника…

— Аника! — он не отзывался, она оглянулась и, увидев его лежащим у колонны, кинулась к нему. Храм заполнялся людьми. Сонные, перепуганные, они не могли понять, что происходит. Настя перевернула Анику, его мертвенно бледное лицо с закрытыми глазами было недвижимо. Настя в отчаянии прильнула к его груди, — сердце не билось. Струйка крови стекала из уголка его губ. Аника, её Аника, такой живой и подвижный, красавец Аника с обаятельной белозубой улыбкой, карими глазами, светящимися любовью и теплом, силач Аника, творящий чудеса наездник, вечный шутник с неиссякаемым чувством юмора. Её любимый, нежный и ласковый Аника, еще вчера покрывавший поцелуями её лицо, сливавшийся с ней воедино в любовном порыве, её мужчина, её защитник лежал без движения на холодном мраморном полу храма.

— Аника! Аника, очнись, очнись, прошу тебя, — она кричала и что было силы, трясла его за плечи. — Аника, не умирай, открой глаза…

— Он умер, — отец Герасим положил на её плечо руку, — он умер, дитя мое, не тревожь его понапрасну.

— Нееет!!! — Крик Насти разорвал тишину храма, — нет…нет, этого не может быть, нет!

— К сожалению, дитя мое, на все воля господа, надо принять, надо смириться.

Настя опустилась на пол рядом с телом Аники. Народ, покачивая головами и тихо переговариваясь, стал расходиться. Прошло не меньше получаса, когда она подняла поникшую голову:

— На все воля господа, Настя ошалело оглядывалась вокруг, — вы правы, на все его воля… — она кинулась к иконе, от которой исходило слабое сияние и, прижав свои ладони к поднятым ладоням Богородицы, шепотом переходящим в срывающийся крик, глядя на священный лик, взмолилась:

— Матушка, пресвятая царица небесная, родная моя, прости меня грешную. Помоги, матушка, сотвори чудо, сын твой говорил, будет каждому по вере его. Пусть и мне будет по вере моей. Ты великая и чудотворная, ты заступница и просительница, умоли сына своего вернуть ему жизнь, я не могу без него. Он — лучшее, что было в моей жизни, он стена моя необоримая, сотвори чудо матушка, сотвори чудо, яви милость божью, дай мне по вере моей!

… Верую!

Настя прижалась лбом к образу. Прошла минута, другая. Вспышка яркого света ослепила немногих оставшихся в храме, собиравших обломки двери и осколки с пола храма. Свет то становился ярче, то угасал, а икона словно растворялась в стене храма. Настя упала на пол без чувств.

— Настя, Настенька, очнись, очнись, хорошая моя, — словно из ниоткуда, голос Аники возвращал её из небытия, — Настенька!

— Аника! — не веря своим глазам, Настя кинулась ему на шею, — мой Аника. Ты живой, она все-таки помогла!

— Мне казалось, я просто спал…

— У тебя не билось сердце, ты был мертв, мы все это видели, все и люди и батюшка, а потом я попросила образ сотворить чудо и вот — ты жив!

Настя обнимала Анику, не обращая внимания на вновь собиравшихся людей, отца Герасима, творившего молитву у алтаря, на женщин, прикладывавшихся лбом к стене, в которой словно растворилась чудотворная икона, свершив свое последнее чудо.

— Аника, мой любимый, ты снова со мной. Все закончилось.

— Да, но икона снова исчезла.

— Исчезла, но вернуть её оттуда теперь, увы, не в нашей власти.

— Мне кажется, ты и оттуда ее вернула бы. Ты невероятная, таких больше нет, Настенька, ты…ты… Ты человек редкой души и редкой красоты. Ты мое чудо.

Аника поднял её на руки, и понес к выходу. Она робко спросила:

— Все кончено, что же теперь? Ты поедешь в Москву?

— Мы поедем в Москву, даже не думай, я больше ни на секунду не выпущу тебя из поля зрения.

— Ты берешь меня с собой?

Аника расхохотался:

— Ты вернула меня к жизни светом своей души. Ты умеешь воскрешать мертвых, ты думаешь, кто-нибудь отказался бы от такой спутницы.

— Не я, господь, и икона Пресвятой Богородицы, а я просто верила, и мне было дано по вере моей.

— Такой веры я не встречал в жизни. Так ты поедешь со мной? — его глаза смотрели на неё с нежностью и любовью.

— В качестве спутницы?

— Есть предложение получше…

— Предложение?

— Стань моей женой, — он взволнованно кусал губы, выглядя, как мальчишка на первом свидании, — я никому и никогда не говорил этих слов, и думал что не скажу никогда. А тебе хочу сказать: я люблю тебя. Настенька, если тебе не претит быть женой циркового акробата и наездника, выходи за меня.

— А как же это — она кивнула, указав на свой наряд послушницы, — ведь я обещала…

— Но ведь еще не поздно, и, я думаю, став женой и матерью, ты не меньше принесешь пользы, чем, уйдя в монастырь. — Он погладил её по щеке и обнял, прижав к себе:

— Я просто никуда тебя больше не отпущу, я буду с тобой, слышишь! А ты будешь со мной, и по-другому просто не может быть. — Он опустил её на пороге храма. Жандармы, прибывшие на вызов, грузили в карету Луку и его дружков, которые лежали с переломами и ушибами неподалеку от ворот, не в силах двинуться с места. Отец Герасим подробно описывал все случившееся их начальнику, заодно припомнив, что именно Луку видел еще пару месяцев назад, когда была похищена чудотворная икона.