Борис Климычев - Корона скифа (сборник)

Общественное собрание чуть наискосок от гадаловского магазина, только через улицу перейти. Но все-таки он поедет туда в экипаже. Надо и форс соблюдать!

Собрание. Огни, зеркала, фонтаны, китайский фарфор, итальянских, голландских мастеров подлинные картины. Тут тебе роскошь, тут тебе отрада для души. После пунша — в бильярдную. Там бильярды знаменитой фирмы «Гоц», Фрайберга, с двойными скобками в лузах и дают серебряный резонанс. Будто не шары забиваешь, а музыку создаешь.

Бац! — Это Кайзеру Вильгельму в глаз!

Играют два томских титана. Гадалов и Смирнов. Другие, тоже не маленькие люди, наблюдают пока. На дно каждой лузы партнеры положили по тысяче рублей — целое состояние! Выигравший отдаст эти деньги — на лазарет! Но кто выиграет? У Гадалова глаз — алмаз, да и у Смирнова тоже. Оба — этакие европейцы, у Смирнова пальцы перстнями украшены, светят рубиновым огнем.

Выиграл Смирнов. Впрочем, выиграло Российское воинство! А Смирнову и без выигрышей живется широко. Его пассаж в городе знают все. Там можно купить все от иголки до паровоза. Все, все, хоть луну с небес и то продадут.

Присели Смирнов с Гадаловым на банкетку, закурили сигары. Иннокентий Иванович спрашивает:

— Ну, как твои итальяшки?

— Ты знаешь, хоть и холодно им в Сибири, но строители они отменные.

— Проект Федоровский делал?

— Ну да, он в одном доме с Пепеляевыми живет, на Ярлыковской двенадцать, напротив университета. Заказать проект посоветовал Мишка Пепеляев. Мишка художник и рисунку учится именно у Федоровского.

Ну, вот. Федоровский спроектировал такой дом, что одна стена сплошь стекло — все внутри видно. А посмотреть там уже теперь есть на что, внутри-то! Французская мебель с накладками бронзовыми, с изображениями королей, дам-любовниц, Людовика XIV короля-солнца. Зеркальные стекла, гобелены французские, вазы.

За старшего у итальяшек — офицер, строитель с дипломом. В Австрии немало дворцов построил. Строгий. Итальяшки в раствор сыплют тальк. Чтобы, значит, стены в солнечный день сияли особенным сиянием, холодновато-серым. Такой особый, императорский, королевский шик.

— А зачем, ты же не Людовик какой-нибудь? Не Бурбон и даже не Габсбург?

— Зачем-зачем? У меня Ванюшка подрос, его женить надобно.

— И невеста есть?

— Присмотрели.

— А кто?

— Да потом на свадьбу приглашу, и сам увидишь. А пока говорить не хочу, чтобы не сглазить…

В разговор вмешался Григорий Самуилович Кистлер:

— Богатые люди, а играете в бильярд! Настоящая игра королей — это карты. Я выиграл целое состояние на девятку пик, оправил ее в серебряную рамку и держу на комоде. И я вас всех призываю распечатать колоды и сесть за зеленое сукно с мелками. Это будет игра!

— Слушай, Григорий Самуилович! Кто тебя пускает в собрание! — усмехнулся Гадалов. — Полиция жалуется, что твоя квартира превратилась в явку для бунтовщиков. Все твои дети — Василий, Александр, Леонид, Исай, Вениамин и Софья — замешаны в революционных делах. Может, ты и сам немецкий шпион и ходишь в собрание с особенной целью?

— Ну, вы и скажете, Иннокентий Иванович! Какие нынче дети и как они слушаются отцов? Вспомните Кешку Кухтерина, на него у Кухтериных была надежда — продолжатель дела! Так нет! Надо было ему ухаживать за Ольгой Ковнацкой, надо было ему по пьянке героя японской войны, дворянина Лопухина душить? Тот и пристрелил его, как собаку. И дело замяли. И вся беда из-за этих баб, поверьте старому еврею. И вас от этой беды никакие дворцы не спасут. Запутаетесь, как мухи в тенетах.

Смирнов погладил свою холеную бородку.

— А ты не каркай попусту! У нас все идет ладом. Ванюшка у меня не пьет, не курит, коммерческую науку грызет. Женю, и будет мой продолжатель достойный.

Кистлер побрел к карточным столам. Но его в игру не прииняли:

— Иди! Ты девятку пик в серебряной рамочке держишь. Нам с тобой играть резона нет. Ты, поди, с самим чертом спутался, он тебе помогает!

Григорий Самуилович перебрался в буфетную. Заказал чаю с ромом, и хотел буфетчика на игру соблазнить:

— Сейчас все в зрительную залу уйдут «Бесприданницу» смотреть, слезы дешевые проливать. А мы с тобой и с посудомойщиками преферансишку соорудим? Не хочешь? Ну, давай вдвоем в простого «дурака» сыграем. Хоть по пятачку, а? А по копеечке? Все равно не хочешь? Что ты за человек.

Кистлер пошел в гардероб, одеваться, не утерпел и там предложил партию — «в дурака» швейцару Ивану Ерофеевичу, на что тот отвечал:

— На службе не могу!

Григорий Самуилович оделся, вышел на улицу и там пристал к кучеру Гадалова:

— Все равно же так сидишь, скучаешь? Давай, просто так, без денег, в картишки перекинемся?

Кучер не удостоил его ответом.

В январе 1915 года через всю Россию из Москвы во Владивосток шел скорый поезд, который тащился медленно, как черепаха. На станциях подолгу ждали смены паровоза, стояли в каких-то тупиках, то дров не было, то воды. В привилегированном синем вагоне было душно. Неподалеку от входной двери сидели и курили папиросы «Дюбек» два молодых человека. Они познакомились здесь, в вагоне. Война отразилась и на транспорте. Даже сей» дворянский «вагон был забит пассажирами до отказа. Центр его занимали пожилые люди, среди которых попадались полковники и генералы. Ближе к дверям размещались вояжеры помоложе, попроще.

Один из молодых людей звался Николаем Златомрежевым. Родом он был из Томска, дворянин. Воевал в 42-м полку генерала Пепеляева. Сын этого генерала, капитан Анатолий Пепеляев, командовал разведкой, в которой и служил Николай. Одна из вылазок кончилась для Златомрежева неудачно. Его зацепило немецкой шрапнелью. Четыре месяца пролежал в московском госпитале на излечении. Теперь возвращался на родину. Николай был высок, худ, светловолос, серые глаза его выражали добродушие.

Его собеседником был граф Константин Загорский, брюнет с угольными глазами, с бровями, словно нарисованными на его удивительно белом лице. Молодой граф поведал новому знакомцу свою, тоже не очень веселую, историю. Пять лет назад граф из своего поместья возле Лодзи отбыл в Вену и поступил в тамошний университет, но проучился только один год, не успев даже окончить курс, попал в больницу с жесточайшим приступом чахотки. Лечился на альпийских курортах. Но полностью восстановить здоровье не удалось.

Хотел возвратиться в поместье. Но узнал, что оно разграблено и сожжено немцами, родители убиты. Многие польские дворяне из своих разоренных поместий и городов сейчас перебираются в Россию, в том числе едут и в Томск, где всегда жило много выходцев из Польши. Он имеет письмо к Ольге Ковнацкой-Нейланд, своей дальней родственнице, которую он, вообще-то, никогда не видел.