Эмма Орци - Рыцарь любви

— Праведное небо! — воскликнула леди Портарль. — Что она говорит? Милорд Гренвилл! Да убедите же графиню в ее безрассудстве! Вы красноречивы, а я не в силах. Как это вы можете позволять себе такие легкомысленные суждения? — сердито обратилась она к графине. — Вы радушно приняты в Англии и не имеете права думать о ней так дурно. Ну допустим, что леди Блейкни сочувствует убийцам-французам, что она даже была замешана в несчастном деле Сен-Сира, а может быть, и еще кого-нибудь, но теперь она самая популярная женщина высшего лондонского общества, а сэр Перси Блейкни близок к королю и членам королевского семейства. Напрасно вы стараетесь оскорбить Маргариту Блейкни: ей это не повредит, а вас может поставить в очень неприятное положение. Правду я говорю, милорд?

В эту минуту поднялся занавес, и начался третий акт оперы. Лорд Гренвилл поспешил откланяться дамам и вернулся в свою ложу, где Шовелен одиноко просидел весь антракт, рассеянно вертя в руках табакерку.

Все его внимание поглощала противоположная ложа, в которой царило веселое оживление, раздавались смех и говор. Это была ложа сэра Перси.

Маргарита была очаровательна: на ней было изящное платье с очень короткой талией — самая последняя мода, скоро привившаяся во всей Европе. Блестящая, вышитая золотом ткань необыкновенно шла к ее роскошной, царственной фигуре. Каштановые, с золотистым отливом, локоны были против обыкновения слегка напудрены и перехвачены на затылке огромным черным бантом. В волосах, на шее и на руках сверкали бриллианты — бесценные подарки мужа, сидевшего за стулом своей великолепной жены.

Весь третий акт Шовелен не спускал глаз с лица Маргариты, внимательно слушавшей музыку. Она сияла радостным оживлением: опера «Орфей» приводила ее в восторг. «Мечта» благополучно вернулась из Кале с приветом от любимого брата. Мудрено ли, что Маргарита в эти минуты забыла свои разлетевшиеся грезы о любви, свои мечты о Рыцаре Алого Первоцвета, свои огорчения, забыла о том ничтожестве, которое повергало к ее маленьким ножкам все блага земные… за неимением других ресурсов?

Простояв за стулом жены ровно столько времени, сколько требовали приличия, Блейкни уступил свое место обожателям Маргариты, поговорил несколько минут с наследным принцем и исчез. Когда снова началась музыка и ложа опустела, Маргарита с облегчением вздохнула, надеясь теперь остаться наедине с Глюком и вполне насладиться божественными звуками, но в дверь опять постучали.

— Войдите! — с нетерпением сказала она.

Вошел Шовелен.

— Два слова, гражданка, — почти повелительно произнес он, останавливаясь за ее стулом.

— Ах, как вы меня испугали! — сказала Маргарита, стараясь улыбнуться. — Зачем вы пришли? Я не могу разговаривать, так как хочу слушать музыку.

— Я пользуюсь временем, когда могу видеть вас одну, — спокойно возразил он, без приглашения усаживаясь на стул сзади нее, так что мог говорить ей на ухо, не мешая публике и не будучи замечен ею. — Леди Блейкни всегда так окружена, что нам, старым ее друзьям, едва можно найти минуту, чтобы побеседовать наедине.

— Повторяю вам, поищите другого, более удобного момента для разговора, — нетерпеливо прервала Маргарита. — Вы ведь будете у лорда Гренвилла, вот там мы и поговорим… я уделю вам пять минут. А теперь не мешайте, пожалуйста!

— Вместо пяти минут на балу я предпочитаю три в этой ложе, — невозмутимо возразил Шовелен. — Будьте благоразумны и выслушайте меня, гражданка Сен-Жюст!

Маргарита вздрогнула: Шовелен даже не возвысил голоса, но в его тоне, в бесцветных лисьих глазках было что-то зловещее, наполнившее ее сердце тяжелым предчувствием.

— Что это? Угроза? — надменно спросила она.

— Нет, леди, только пробная стрела, — почти нежно ответил Шовелен, при этом взгляд у него был как у кошки, загнавшей мышь в угол. — Ваш брат Сен-Жюст в страшной опасности, — медленно проговорил он после минутного молчания.

Маргарита не пошевельнулась, продолжая смотреть на сцену и стараясь показать Шовелену, что слушает музыку и на его слова обращает мало внимания, но, глядя на ее неподвижный профиль, он, как тонкий наблюдатель, все же заметил внезапную суровость взгляда и жесткую складку около рта.

— Идите-ка на свое место и не мешайте мне слушать музыку, — сказала Маргарита равнодушным тоном. — Ведь эта пресловутая опасность, наверное, плод вашей неугомонной фантазии.

Он не двинулся, с явным удовольствием наблюдая нервные движения маленькой руки, беспокойно раскрывавшей и закрывавшей веер: он знал, что избрал верный путь.

— Что вы узнали о моем брате? — с тем же напускным хладнокровием спросила Маргарита, видя, что он упорно остается в ложе.

— Очень интересные для вас сведения, гражданка.

Она ждала, затаив дыхание, но Шовелен умышленно медлил.

— Д-да, многое изменилось с нашего последнего свидания, — продолжал он, делая между словами большие паузы. — Многое. Я так просил вашего содействия для блага нашей родины. А вы мне отказали: мои служебные, а ваши общественные обязанности так нас разъединяют.

— Да в чем же дело, наконец? — не выдержала Маргарита.

— Зачем спешить? Видите ли, в тот вечер, в Дувре, когда вы изволили ответить на мою почтительнейшую просьбу таким решительным отказом, мне случайно удалось овладеть бумагами, открывшими новые планы Алого Первоцвета и его шайки: он намеревается спасти от заслуженной смерти изменника де Турнэ, скрывающегося от правосудия. Некоторые данные у меня в руках, но так как мне не хватает двух-трех нитей, то я жду от вас…

— Я уже сказала вам, что от меня вам нечего ждать помощи! — с гневом воскликнула Маргарита. — Какое мне дело до Алого Первоцвета и ваших планов? Вы заговорили о моем брате…

— Имейте же хоть каплю терпения, умоляю вас, гражданка! Лорд Энтони Дьюхерст и сэр Эндрю Фоулкс были в ту ночь в гостинице «Приют рыбака».

— Ну да! Я их там видела. Что же из этого?

— Эти джентльмены — члены проклятой Лиги: мои люди давно узнали это. Графиню и ее детей привез из Франции сэр Эндрю, так что сомнений быть не могло. Как только неосторожные молодые люди остались одни, мои агенты схватили их, связали и отобрали у них все интересные документы.

Маргарита поняла, откуда грозит опасность: Арман был неосторожен и скомпрометировал себя перед республиканским правительством. Ее душу наполнил невыразимый ужас, ей уже представились подробности краткого несправедливого суда… быстрой несправедливой казни. Однако она решила, что не должна показать этому человеку свой страх и волнение, и воскликнула со смехом:

— Какая невероятная наглость! Вы решаетесь на разбой, грабеж, насилие. И где же? В свободной Англии, в людной гостинице! Браво, Шовелен! Ну а если бы ваши шпионы попались на месте преступления?