Эмма Орци - Рыцарь любви

— Будет! — скомандовал он, заметив, что еврей, по-видимому, потерял сознание. — Бросьте его и скорее в тележку!

На минуту он остановился возле Маргариты. От криков еврея она пришла в себя и с бессильным состраданием остановила глаза на его жалкой фигуре.

Шовелен отвесил ей низкий насмешливый поклон:

— Очень сожалею, мадам, что обстоятельства заставляют меня покинуть вас; к счастью, вы не останетесь в одиночестве: наш друг Бенджамин позаботится о вас… хотя, к сожалению, нам все-таки придется связать его. Впрочем, утром я пришлю за вами людей, до тех пор вам уж придется довольствоваться обществом вашего товарища по несчастью.

Маргарита молча отвернулась, этот человек уже не мог увеличить ее страдания: не зная, что, пока она лежала без чувств, шлюпка с беглецами достигла шхуны, она была уверена, что все кончено, что участь дорогих ей людей уже решена.

— Надеюсь скоро увидеться с вами в Лондоне, — прибавил, насмехаясь, Шовелен, — мой привет сэру Перси!

Маргарита слышала, как удалялись шаги, потом ветер донес до нее стук колес и лошадиный топот. Враги ушли. Маргарита потеряла всякое представление о времени и не знала, часы или минуты прошли с тех пор, как она очутилась здесь, распростертая на земле, у подножия скалы. Морской ветер несколько освежил ее, но ужас неизвестности заставил ее невыносимо страдать.

Вдруг среди ночной тишины раздался страшный звук, который до сих пор навряд ли слышали эти скалы. Маргарита вздрогнула, она, наверное, бредит, ей ясно послышалось самое настоящее британское ругательство на чистейшем британском языке. Она с усилием приподнялась на локтях и прислушалась, испуганно вглядываясь в полумрак.

— Дело дрянь! — произнес кто-то около нее. — Будь я проклят! Эти храбрые воины могли бы выказать поменьше прыти! Я бессилен, как жалкий мышонок.

Маргарита мгновенно оказалась на ногах. Так это не сон, эти каменные глыбы оказались вратами рая!

— Перси! Перси! — истерично закричала она. — Ко мне, мой Перси! Я здесь!

— Слышу, слышу, дорогая! Но эти черти связали меня, как гуся в мешке, я не могу двинуться.

Милый голос звучал слабо, хрипло, в обычном небрежном тоне слышалось страдание. Но где же сам Перси? Маргарита растерянно взглянула на еврея, который катался по земле, стараясь освободиться от веревок. Неужели? Она бросилась к нему и, обхватив руками его голову, заглянула в его лицо. Из-под чужих бровей и всклоченных волос на нее взглянули добродушные голубые глаза, грязное лицо улыбалось знакомой небрежной усмешкой.

— Перси! Любимый муж мой! — в безумной радости закричала Маргарита. — Как мне благодарить милостивую судьбу!

— Что, дорогая? Общими силами мы как-нибудь и справимся? — с добродушным юмором проговорил Блейкни. — Ты, как вижу, намерена распутать эти проклятые веревки и избавить меня от этого неудобного и ужасного неэлегантного положения? Черт возьми! Дело нелегкое!

У Маргариты не было ножа, слабые пальцы плохо ей повиновались, она пустила в ход даже зубы. На милые связанные руки капали слезы — на этот раз не слезы горя.

— Будь я проклят! — сказал Блейкни, в изнеможении падая на камень, когда последний узел был развязан. — Виданное ли дело, чтобы английский джентльмен позволил каким-то иностранным чертям избить его и не пытался даже сопротивляться? Это, наверное, первый случай в истории Англии.

— Хоть бы каплю воды! — в отчаянии воскликнула Маргарита, беспомощно озираясь кругом.

— Лучше бы глоток бренди, дорогая, а не то, пожалуй, я упаду в обморок, как светская дама. Вот тут, в этом грязном кафтане, поищи, пожалуйста, мою… дорожную фляжку. Нашла? Чудесно! — Выпив бренди, Перси почувствовал себя лучше и заставил Маргариту последовать его примеру. — Теперь мы как будто окрепли, не так ли, милая? А как тебе нравится наряд, в котором Перси Блейкни принимает свою жену во Франции? И еще не бритый? Хорош я, должно быть, нечего сказать! А эти пейсы?

Он, смеясь, стащил с себя парик, тщательно вытер лицо носовым платком и, нагнувшись к Маргарите, посмотрел ей в глаза долгим пристальным взглядом.

Она вспыхнула ярким румянцем и невольно опустила веки.

— О, Перси! — прошептала она. — Если бы ты только знал!..

— Все знаю, дорогая! — с глубокой нежностью сказал он.

— И все-таки прощаешь меня?

— Мне нечего прощать… твой героизм, твое самообладание, которого я вовсе не заслуживаю, более чем искупили эпизод на балу.

— Как? Ты и это знаешь?

— Да, но, клянусь, если бы я мог представить себе, что за благородная и храбрая женщина моя Марго, я давно доверился бы ей и тем избавил бы и себя, и… ее от напрасных страданий.

Блейкни крепко обнял жену и положил голову на ее плечо. Теперь Маргарита почувствовала себя самой счастливой женщиной в Европе… нет! в целом мире!

— Мы с тобой вроде слепого, ухаживающего за хромым, — со своей обычной добродушно-ленивой усмешкой сказал сэр Перси, — не знаю, право, что больше пострадало: мои плечи или твои ножки. — Он наклонился поцеловать их: они так жалко выглядывали из разорванных чулок, красноречиво свидетельствуя о самоотверженности и преданности.

— А брат? — спохватилась вдруг Маргарита, с внезапным угрызением совести вспомнив об опасности, грозившей Сен-Жюсту.

— За него можешь быть спокойна: разве я не обещал тебе, что он будет спасен? И он, и граф де Турнэ уже на «Мечте».

— Но, Перси, ничего не понимаю!

— А дело совсем просто, дорогая: за мной следили, поэтому я и решил встретить Шовелена лицом к лицу. Узнав, что мне было нужно, я предоставил ему на свободе чихать в гостинице «Серая кошка», но стал неотступно следить за ним. Британская голова не хуже французской, дорогая. Черт возьми! Еще кто кого! Мой приятель, Рюбен Гольдштейн, за горсть монет уступил мне свой наряд… и тележку с лошадью. Все было приготовлено своевременно; также и пейсы, и эта чистенькая физиономия.

— А если бы Шовелен узнал тебя?

— Тысяча чертей! Дело было бы дрянь! Но во-первых, я только что перед маскарадом ему показался в своем настоящем виде, а во-вторых, француз так презирает жида, что без крайней необходимости ближе трех метров ни за что не подойдет к нему — французов я знаю как свои пять пальцев. Затем, дорогая, судьба мне благоприятствовала, а я положился на слепое, но неразумное повиновение солдат и, конечно, не ошибся. Когда Дега швырнул меня на мусорную кучу, около самой хижины, я воспользовался тем, что они связали мне только руки, а на ноги накинули второпях, и весьма не искусно простую петлю. А записку я просунул в щель барака. Беглецы в точности исполнили мои указания. Люди нашего доброго Шовелена не могли не видеть их, но им велено было не поднимать тревогу до появления англичанина, ну, они и ждали меня. Остроумно, не правда ли? — со смехом прибавил Перси. — Убедившись, что мои друзья в безопасности, я подал тот сигнал, который произвел такой переполох. Видишь, милая, манера этих людей затыкать человеку рот ни к чему не годится.