Иван Любенко - Черная магнолия

Описав круг вокруг вечнозеленого дерева, человек вновь остановился. Теперь он стоял спиной. Именно в этот самый момент предательски заиграли карильоны четверного боя карманных часов присяжного поверенного. Заслышав мелодию из оперетты Кальмана, человек начал оборачиваться. Медлить было нельзя — и длинное стальное лезвие, ломая хрящи, с хрустом пронзило шею незнакомца. Резким движением Ардашев рванул клинок на себя, и тотчас же из этого места ударил кровяной фонтан. Взмахнув руками, точно крыльями, человек повалился на спину. Одновременно раздался приглушенный выстрел, напоминающий хлопок откупоренной бутылки шампанского. Несчастный еще дышал, но конец уже был близок, и по его телу электрическими волнами пробежали предсмертные судороги. Он вздрогнул и замер. Его правая рука сжимала крохотный пистолет с порванной соской на стволе. «Надо же! — присев на корточки, удивился Клим Пантелеевич, — «Вегрия-Шарлье» — оружие редкое, производит выстрел без спускового крючка. Его заменяет скоба на рукоятке. А детская соска играла роль глушителя звука. При выстреле она раздулась шаром, задержав пороховые газы, и тут же лопнула. Что ж, довольно остроумно!»

Он обыскал убитого. Вещей оказалось немного: дверной ключ, начатая пачка папирос «Оттоман», карманная зажигательница и паспорт; в портмоне лежало восемь радужных [5] Радужная (жарг.) — сторублевая купюра. (Прим. авт.) , пять империалов и сложенный вчетверо полулист почтовой бумаги. Подсвечивая бензиновой зажигательницей, Клим Пантелеевич открыл паспорт. В нем значилось, что обладателем сего документа, выданного мещанской управой уездного города Ялты, является мещанин Евлампий Гурьянович Сорочинский. Ардашев вновь осветил лицо мертвеца и почувствовал, как застучало в висках от неожиданной догадки. «Мистер Борнхил?! Вот так так!» — чуть было не воскликнул он. — Это действительно судьба — проткнуть шпагой того, кто сам несколько лет назад пытался отправить тебя в мир иной».

Вторым не менее удивительным открытием для присяжного поверенного оказалось содержание сложенного листка. В нем бисерным почерком были выписаны названия книг, выданных полковнику Левицкому в библиотеке имени Жуковского.

Понимая, что оставлять документы с отпечатками пальцев нельзя, Ардашев рассовал трофеи по карманам. Затем вытер о траву клинок и собрал трость. Он размял папиросы и посыпал табаком дорожку. «Об этом происшествии пока придется молчать, — мысленно решил присяжный поверенный. — Вещи Борнхила лучше спрятать в тайник — так будет безопасней»

Затворив за собой железную калитку, Клим Пантелеевич очутился на Садовой. Прямо перед ним высилась трехэтажная «Россия». Не обращая внимания на гостиницу, он проследовал к Мордвиновскому парку.

Адвокат прогуливался походкой беззаботного отдыхающего — широко выбрасывая вперед трость.

В парке гостиницы «Ялта» шла рутинная полицейская работа: фотограф снимал в разных ракурсах труп, доктор его осматривал, а следователь Лепищинский заканчивал составлять протокол осмотра места совершения преступления. Тут же находился и ялтинский уездный пристав — коллежский асессор Михаил Михайлович Гвоздевич.

— Час от часу не легче, — вытирая платком пот со лба, выговорил судебный следователь. — За два дня — два убийства. Видано ли? И это все на Пасху! Пожалуй, такого безобразия не было с самого пятого года.

— Да-с, вы правы. Но тогда мы заранее знали фамилии смутьянов, и это позволило переловить их всего за одну неделю. А здесь — одни загадки. И даже Валет след не взял. Покрутился на месте и все — поджал хвост, — горестно вздохнул уездный исправник. — Не иначе как дорожку чем-то обработали. — Повернувшись к участковому приставу, Гвоздевич осведомился: — Так, значит, говорите, покойный работал помощником библиотекаря?

— Так точно, ваше высокоблагородие! Его опознала одна из постоялиц гостиницы. Говорит, на днях он ей книги выдавал. Это Сорочинский Евлампий Гурьянович. Появился в Ялте всего несколько недель назад.

— А откуда он взялся? Я что-то о нем не слыхивал. Думаете, ограбление, Модест Казимирович?

— Трудно сказать, — замялся следователь.

— Но от кого он собирался защищаться? — не унимался полицейский начальник. — И все-таки я склоняюсь к тому, что убитый сам хотел на кого-то напасть. Он для этого специально приготовился — соску на ствол приладил, чтобы выстрела не слышно было… М-да, — он пожевал губами, — а его противник тоже оказался не лыком шит. Надо же! Ухитрился вогнать острие в шею. А это ой как непросто! Особенно если у нападающего в руках пистолет, да еще такой необычной конструкции.

— Да-с, мне такого пистолета видеть еще не доводилось.

— Согласитесь, холодное оружие всегда проигрывает огнестрельному, а в данном разе — наоборот. Редкий случай. — Исправник приблизился к судебному медику. — Родион Наумович, а когда, по-вашему, наступила смерть?

— Вчера, между восемью и десятью пополудни.

— А что говорит портье? — Гвоздевич вновь обратился к следователю.

— Портье показал, что в это время в гостиницу приезжали и убывали разные люди числом не менее пятнадцати человек. Всех он не запомнил. В основном семейные пары. Правда, была одна особа — Авоськина Лика Мелентьевна. Я с ней разговаривал — ничего интересного. Она выгуливала пуделя. Но она шла не через парк, а по главной дороге — мимо церкви.

— Гуляла одна?

— Нет, с собачкой.

— Это я уже понял, — недовольно поморщился полицейский начальник. — А кто был с ней кроме этого пса?

— Я, собственно, не спрашивал.

— А зря, Модест Казимирович, зря. В дознании мелочей не бывает.

Следователь посмотрел в сторону пруда.

— Кстати, вон, по-моему, и она; опять с собачкой. Пойду пообщаюсь…

Лепищинский медленно побрел в ее сторону. Но не прошло и десяти минут, как он уже торопился в обратном направлении. Едва поравнявшись с полицейским начальником, он выпалил:

— Вы правы, Михаил Михайлович. Мне пришлось поднажать — сказать, что есть свидетели… И она призналась — с ней был присяжный поверенный Ардашев.

— Это тот самый адвокат, о котором вы мне говорили?

— Да.

— Насколько я помню, он приехал в Ялту, чтобы купить дачу. Могу только предположить, что помощник библиотекаря решил на него напасть с целью завладения крупной денежной суммой, которая, возможно, была при нем.

— Вряд ли, — качнул головой Лепищинский. — В таком случае убитый должен был знать об этом. В наше время уже нет надобности носить с собой пачки денег. Для этого есть чеки, векселя и, наконец, почтовые переводы. И уж если он такой дерзкий преступник, то для чего ему надо было устраиваться в читальню? Жалованье там — воробья причащать.