Валерий Гусев - Мстители двенадцатого года

— Алексей, хочу предупредить. Измайлов на тебя кляузу написал. Говорят, до командующего она дойдет. Разжалованием пахнет это дело. Я бы его вызвал…

— Тогда и тебя разжалуют. Если не хуже. — Алексея почему-то совершенно не тревожили донос и его возможные последствия. В отставку не отошлют, а воевать и рядовым можно не хуже. — Знаешь, Буслай, как в народе говорят? Не тронь — не завоняет.

— Так кто ж его тронет? Его все стороной обходят, а все одно воняет! Неуж управы на него нет?

— Сказывают, граф Аракчеев ему протежирует. Со своим интересом. Чтобы в штабе нужный ему человек находился.

— Доносчик и соглядатай! А мы мириться станем? С этой скотиной?

Интриги… Да где их нет? А уж на войне — тем паче. Война все отношения, все человеческие чувства острит. Смелый героем становится. Робкий — трусом. Недобрый человек — подлецом.

— Чем же я ему дорогу перешел? — задумчиво, самого себя, спросил Алексей.

— Завидует он тебе, — объяснил Буслаев. Он не зря бахвалится, что все ему известно.

Алексей даже остановился.

— Мне? Завидует? Моим мозолям на заду? Не чисто брешешь, Буслай.

— Ты сам об себе мало понимаешь, Алеша. Командующий тебя хвалит, Давыд души в тебе не чает. Днями новый чин тебе выйдет, я знаю. К Георгию тебя хотят представить. Мало для зависти? Да тут еще… — Буслай помялся. Но он ведь все знает. И промолчать — выше его сил. — С Парашей майор заигрывать попробовал.

— Да он глуп!

— И подл. Ты поостерегись его. Сейчас шипит, а наступишь — и ужалит.

— Хватит об этом! Повоевать — и то не дают.

Подошли к месту, которое старый князь определил для учений. Здесь уже вовсю кипела работа. Голые по пояс, белотелые гусары заканчивали траншею, равняли бруствер. Такая работа им в охотку. Пехотинец, артиллерист — ему лопата по ночам снится. Как самый злой враг. А рядовой гусар — вчера крестьянин — в охотку мирную работу исполняет, ровно с ней к дому поближе.

За траншеей уже сладили плетень, а за плетнем стояли два «болвана» — соломенные чучела. Перехваченные по верху кушаками — что-то вроде голов получилось. На одну из них нахлобучили французский кивер.

Гусары между тем укладывали на бруствер жерди — вроде торчащих из траншеи ружейных стволов. Переговаривались.

— Ровнее клади. Чтоб хороший вид был. Не то полковник осерчает.

— Строг. Оченно даже строг.

— Однако не лют. Вот господин майор — те уж больно лютые. Надысь Федоту-трубачу два зуба, как не было, выбил. А почто? — и сам не скажет.

— А ты, Федот, полковнику, его высокоблагородию, пожалься. Он приструнит.

— Солдату жалиться ни к чему. Служба тяжела, да польза от ней большая.

Когда офицеры подошли поближе, говорок затих. Гусары выбрались из траншеи, начали одеваться.

— Ладно построили, — похвалил их Алексей. — Сам сегодня попробую.

— Точно так, господин поручик. Покажите молодым свою руку.

Буслаев рассмеялся:

— Вот ты и попал в старики, Алексей. В двадцать лет-то. Славно!

— Что ж, ваше благородие, — дядька Онисим взялся набивать трубку, — война не годами возраст отмеряет, а боями да ранами. Тревогами да трудом.

— Ишь ты! — похвалил его Буслаев. — Умен. Кто ж тебя научил-то?

— Война и научила, ваше благородие. Как мачеха учит.

Из поредевшей березовой рощи вышли корнет Александров и Параша. Корнет вел в поводу навьюченного коня. Стало быть, ученье началось.

Алексей пригляделся. Стал прислушиваться. Подошел поближе, вроде бы по другому делу, стал вполоборота, бочком.

Александров сбросил наземь вьюки, расседлал лошадь.

— Запоминай, — сказал Параше строгим голосом. — Начнем седловку… Ты верхом-то когда ездила?

— Бывалоча. Батюшка в ночное посылал. Да и барин тож.

— Но в седле…

— Какое там седло? Рогожку набросишь, а то и без ней задним местом ерзаешь.

— Запоминай, — сказал Александров Параше строгим голосом и стал показывать седловку по порядку. — Сперва кладем потник. Гладко, ладонью расправляем, чтоб ни складочки. А то за полверсты так холку намнешь — хоть бросай коня. Теперь — чепрак, а уж на него седло. Затягиваешь подпруги. Туже тяни, не бойся. А то в самый момент не на коне, а под конем окажешься. Тяни, тяни. И поглядывай: иной хитрый конь брюхо надувает, так ты его кулаком в бок, либо коленкой придави. Вот, хорошо.

Алексей шаг за шагом подбирался поближе — интересно было. Буслай тоже не отставал, усмехался в усы.

— Стремена подгоняй.

— Это как?

— А вот так: чтобы встав на них, между седлом и этим… местом было четыре пальца.

— С вершок, значит? А зачем? Сидя-то на ж… удобнее ехать, чем стоя на ногах.

— Смотря сколько ехать, — чуть зарумянившись, объяснил Александров. — В дальнем походе при таких стременах и ноги и… это место меньше устают. Да и в бою рубиться стоя способнее. Ты ведь дрова сидя не рубишь?

— Дрова колют, господин корнет.

— Когда — колют, когда — рубят. Давай дальше. Бери повод в левую руку. Так. Закинь его на холку, стань левым боком, лицом к хвосту, левую ногу — в стремя.

— Что ж так-то? Задом к переду?

Буслай за спиной Алексея хмыкнул в кулак.

— Строптивая…

Александров имел большое терпение. А, может, ему нравилось учить других тому, чему сам недавно научился.

— Параша, лошади бывают разные…

— Это нами знамо. Одна копытом бьеть, другая норовит зубами дерануть, и третья…

— А третья, горячая, норовит сразу с места взять. Ногу в стремя вздеть не успеешь, а уж она далеко. Поняла ли?

— Как не понять! Она тронулась, а ты с разворота и садись.

— Умница! И правую ногу тоже сразу в стремя. Повод вот так вот держи: через четыре пальца, а большой сверху. Мотнет конь головой — и повод не вырвет, и пальцы не поломает.

— Это все по-вашему, — отмахнулась Параша. — У нас проще. Я как в свой кулак возьму — попробуй вырви.

— Как же ты-то вырвался? — тихо засмеялся Буслаев. — Крепка девка. И любовь ее крепка.

Алексей смолчал. Вырвался? Так ли?

Параша между тем уже в седле. Александров — в ужасе.

— Ты что? На заборе? А ну-ка, спина прямая, голова вверх, ноги уперты. Красиво надо сидеть. А коли красиво, то и твердо.

— Не боись. Коли я села, так не упаду. Дальше чего?

— Дальше делай круг, шагом. Управляй не только поводом, но и коленями. Спину, спину держи. Вот так.

Лошадь послушно шла по кругу, поматывая головой. С каждым ее шагом Параша все увереннее держалась в седле. Природная грация, привычка к работе, гибкость и умение подчинять свое тело сказали свое слово.

— Тротируй, тротируй! — подсказывал Александров, довольный своим учеником. — Переводи на рысь. Да не трясись сама по себе, к коню приноравливайся! Про стремена не забывай.

Алексей и не заметил, как возле них с Буслаем собрались гусары, весело поглядывая, как скачет Параша.