Вальтер Скотт - Антикварий

— Заявляю вам, мой допрый лесничий Эйквуд, — произнес немец, поднимаясь на ноги, — что меня в эту самую ночь убили, ограбили и до смерти напугали.

— Ограбили?! Кто же натворит здесь такое? Убили?! Странно, вы говорите что-то очень уж бойко для убитого! Напугали?! Кто же вас напугал, мистер Дюстерзивель?

— Я скажу вам, мейстер лесничий Эйквуд Ринган: не кто иной, как этот паршивый пес, негодяй в голубом плаще, которого ви называете Эдис Охилтрис.

— Никогда этому не поверю, — ответил Ринган. — Я, а до меня мой отец, мы давно знали и знаем Эди как правдивого, честного и безобидного человека. К тому же он спит сейчас в нашем сарае с десяти вечера. Значит, кто бы ни напал на вас, мистер Дюстерзивель, — если это вообще правда, — я уверен, что Эди перед вами чист.

— Мейстер Ринган Эйквуд, лесничий, я не знаю, как понимать тут слово «чист» и почему ваш Эдис Охилтрис «без обид», но я говорю вам, что этот ваш надешный друг обобрал меня на пятьдесят фунтов, и он сейчас так ше в вашем сарае, как я — в царстве небесном.

— Хорошо, сэр! Вы пойдете со мной, и когда участники похорон разойдутся, мы устроим вас на ночлег в сторожке и проверим, в сарае Эди или нет. Когда мы несли сюда покойницу, из старой церкви шмыгнули какие-то двое молодцов подозрительного вида, это правда. А наш священник не любит, чтобы еретики глазели на наши церковные обряды. Он послал им вдогонку двух верховых, и мы скоро все узнаем.

С этими словами любезный дух, при содействии безмолвного персонажа, оказавшегося его сыном, освободился от своего плаща и приготовился сопровождать Дюстерзивеля к месту отдохновения, в котором тот весьма нуждался.

— Я завтра же подам в суд, — объявил заклинатель. — Все ответят по закону.

Мечтая вслух о возмездии виновникам его телесных повреждений, он побрел из руин, поддерживаемый Ринганом и его сыном. Немец был так слаб, что их помощь пришлась очень кстати.

Когда они вышли из аббатства и очутились на лугу, Дюстерзивель увидел, как свечи, возбудившие в нем такую тревогу, неровной вереницей покидали развалины. Их свет, подобно ignis fatuus [371] Блуждающему огоньку (лат.) . , замелькал на берегах озерца. Колеблющиеся, мерцающие огоньки очень недолго двигались по тропинке, а затем все разом погасли.

— Мы в таких случаях всегда тушим свечи у колодца Святого креста, — сообщил лесничий своему гостю.

После этого Дюстерзивель уже не видел никаких следов шествия, и только слух его еще улавливал отдаленные и постепенно ослабевавшие отзвуки ударов конских копыт в том направлении, куда удалились участники погребальной церемонии.

Теперь мы должны ввести читателя в рыбачью лачугу, упомянутую в главе одиннадцатой нашего назидательного повествования. Я был бы рад, если бы мог сказать, что это жилище блистало порядком, что оно было прилично обставлено и более или менее чисто. К сожалению, должен отметить обратное: там царил беспорядок, мебель обветшала, сор давно не выметался. Но, при всем том, обитатели хижины — матушка Маклбеккит и ее семья — производили впечатление благополучия, зажиточности и довольства, в некоторой мере оправдывая неопрятную старинную поговорку: «Чем грязнее — тем милее». Несмотря на летнее время, в очаге пылал жаркий огонь, служивший одновременно для освещения, обогрева и стряпни. Улов был хороший, и семья, разгрузив лодку, с привычной расточительностью без устали варила и жарила ту часть добычи, которая была предназначена для домашнего потребления. На деревянных досках валялись кости и другие отбросы, вперемешку с раскрошенными лепешками, и стояли битые кружки с недопитым пивом. Дородная фигура самой Мегги, носившейся туда-сюда среди целого выводка девочек-подростков и малышей, которых она то и дело наделяла пинками и окриками: «Прочь с дороги! Беда мне с вами!» — представляла резкий контраст с безучастным, вялым и отупелым видом ее свекрови — женщины, достигшей последней грани человеческой жизни. Она сидела в своем излюбленном кресле у огня, к теплу которого тянулась, едва ли его ощущая, и то бормотала про себя, то с отсутствующим взглядом улыбалась детям, когда они дергали ее за ленты чепца или теребили ее синий клетчатый передник. Держа прялку у груди и веретено в руке, она неторопливо и почти бессознательно предавалась старинному занятию шотландских женщин. Малыши, ползая под ногами у взрослых, следили за движением крутящегося бабушкиного веретена и время от времени хватали его, когда оно танцевало на полу, выделывая причудливые скачки, каких не увидишь теперь при наших усовершенствованных самопрялках, так что злосчастная принцесса из сказки могла бы путешествовать по всей Шотландии, не рискуя уколоть палец о веретено и умереть. Несмотря на поздний час (было далеко за полночь), вся семья еще бодрствовала и не собиралась ложиться. Хозяйка хлопотала у очага, она пекла оладьи, а старшая дочь, уже упоминавшаяся нами полунагая наяда, чистила целую груду мелкой финдернской трески (ее коптят на сырых дровах), которую полагалось заедать лакомым содержимым сковороды.

В самый разгар этой домашней суетни послышался стук в дверь, и вслед за тем — вопрос: «Еще не спите?» — возвестил о том, что в дом пожаловала гостья.

— Входи, входи, милая! — раздалось в ответ, после чего поднялась щеколда, и появилась Дженни Ринтерут, служанка нашего антиквария.

— Эге! — воскликнула миссис Маклбеккит. — Вот те на! Неужто это ты, Дженни? Приятно тебя видеть, красавица!

— Ох, милая, мы так были заняты, столько ухаживали за раненым капитаном Гектором, что две недели я не могла и носа из дому высунуть. Но теперь ему лучше, и на всякий случай у него в комнате спит старый Кексон. Ну вот, я и дождалась, пока наши старики улеглись, наскоро прибрала волосы, закрыла дверь только на щеколду, на случай если кому понадобится войти или выйти, пока меня не будет, и мигом за ворота — узнать, что у вас слышно!

— Так, так! — отозвалась Мегги Маклбеккит. — Ишь как расфуфырилась! А глаза-то у тебя так и бегают, видно, ищут Стини. Но его нет дома, да и не пара ты ему, милая! Куда такой пустельге содержать мужа!

— Это Стинн-то мне не пара? — возразила Дженни, тряхнув головой не хуже, чем какая-нибудь девица более высокого происхождения. — Мне нужен такой муж, который сам мог бы содержать жену.

— Э-э, голубушка, это у фермеров да у горожан так считают! Нет уж, у рыбачки другие понятия: она управляет мужем и управляет домом, и денежками тоже она управляет, милая!