Джордж Макдоналд Фрейзер - Флэшмен в Большой игре

Я растерянно слушал все это, а затем Каннинг что-то передал Кэмпбеллу и тот подошел ко мне, сияющий, несмотря на свой обычный сердитый вид и, прокашлявшись, сказал:

— Это была моя пер-рсональная пр-росьба, — рыкнул он, — и мне р-разрешили вр-ручить вам эту нагр-раду, которая исходит прямо из собственных благодарных р-рук Ее Величества.

Он подошел ближе и внезапно я ощутил резкую боль в левой стороне груди, к которой он что-то приколол. Я покосился, пытаясь рассмотреть эту штуку — и это был он, невзрачный на вид маленький бронзовый крестик, висящий на ленточке, приколотой к моему мундиру. Сперва я не узнал его, а затем леди Каннинг захлопала в ладоши, а Кэмпбелл пожал мне правую руку и уставился на меня, нахмурив брови.

— Орден Креста Виктории, — проговорил он и затем добавил: — Флэшмен… — но тут вдруг замолчал, покачав головой. — Эх, — только и сказал он, улыбнувшись мне — а Господь свидетель, он нечасто улыбался — и все продолжал трясти мне руку, покачивая головой, а до моих ушей наконец долетели смех и звуки аплодисментов.

Я не мог произнести ни слова; знаю что покраснел и слезы почти выступили у меня на глазах, когда все они сгрудились вокруг меня — Мэнсфилд и Макдоналд, и прочие. Билли похлопывал меня по спине (а потом украдкой что-то царапал в своей записной книжке, воровато пряча ее в карман); я весь дрожал и хотел только одного — наконец-то куда-нибудь усесться. При этом я думал: «Боже, но ведь я же не достоин этого! Чертов старый хитрый ублюдок Флэши — разве ты получил этот крест за свою храбрость?.. но если уж они швыряют медали направо и налево… и их получают те, кто выжил, даже несмотря на испуг… ну что ж тогда хватай их обеими руками, мой мальчик!» А затем, в августейшем присутствии самого генерал-губернатора и главнокомандующего кто-то начал петь: «Ведь он хороший парень — об этом знают все!» и меня окружили радостные лица, подтягивающие припев, пока Каннинг не увел меня на веранду. Сад, похоже, был запружен толпами солдат и штатских — бородатые сикхи и маленькие уродливые курки, головорезы из ополчения и шотландские горцы, артиллеристы и саперы, какие-то малые в светлых сюртуках и тропических шлемах, леди в платьях для пикников… Когда Каннинг помахал им рукой, кто-то внизу выкрикнул: «Гип-гип-гип!» и трижды прозвучало громовое: «Урр-ра!».

Я смотрел на все это сквозь застилавшие мои глаза слезы и мысленно переносился к пушкам Гвалиора, баррикадам Канпура, горящим улицам Мирута, батареям Балаклавы и кровавым снегам Гайдамака — и думал, клянусь Богом: «Как же мало вы обо всем этом знаете, иначе вряд ли бы вы чествовали меня». Скорее тогда вся эта толпа жаждала бы моей крови — все эти честные упрямые ослы. А впрочем, может быть, и нет — если бы они даже узнали всю правду, то ни за что бы в нее не поверили.

— Какое замечательное наследство вы сможете передать своим детям полковник, — заметил Каннинг, и леди Каннинг, стоя рядом, добавила:

— И леди Флэшмен.

Я пробормотал, что да, конечно же, так и будет; а затем я вдруг заметил, что леди Каннинг поглядывает на меня с легким лукавством, и задумался, отчего бы это. Не могла же она, в самом деле, пожелать уединиться со мной — тем более что здесь был ее муж — но потом вдруг до меня дошел смысл ее последних слов и, почувствовав слабость в ногах, я вдруг переспросил:

— Что?

Они оба рассмеялись над моим замешательством, и Каннинг посмотрел на супругу с легким упреком.

— Шипы всегда кроются среди роз, дорогая, — заметил он, но, конечно же, мы должны были обо всем рассказать полковнику в приватной обстановке. — Он широко улыбнулся мне. — В дополнение к высшей награде за мужество, которой за подвиги в недавних кампаниях вполне заслуженно удостоены многие отважные офицеры, Ее Величество пожелала отметить вашу службу еще одним знаком своего благоволения. Ей благоугодно было возвести вас в достоинство рыцаря ордена Бани. [186] Одна из высших наград Великобритании. Учреждена в 1725 году.

Полагаю, я почти одеревенел от изумления, так как не упал в обморок, не закричал: «Не может быть!» и даже не уставился на генерал-губернатора, выпучив глаза от недоверия. Я всего лишь шмыгнул носом и подумал: «Клянусь Богом, да у этой женщины совсем нет вкуса». Я имел в виду никого другого, как маленькую Вики — ну разве можно сваливать рыцарское достоинство и Крест Виктории в одну кучу? Это выглядело почти неприличным, но, клянусь Богом, звучало чертовски славно! Все мысли мои крутились вокруг нескольких слов, сияющих золотыми буквами — «Сэр Гарри Флэшмен, кавалер Креста Виктории». Это было невероятно… сэр Гарри… сэр Гарри и леди Флэшмен… Флэшмен, кавалер Креста Виктории… о, Господи — все к этому шло, и тем не менее в это почти невозможно было поверить — о, эта удивительная маленькая женщина! Я помнил, как она застенчиво покраснела, когда несколько лет назад вешала мне на грудь королевскую медаль — я еще подумал тогда: «Да, кавалерийские бакенбарды действуют на всех женщин…» Похоже, так оно и есть до сих пор. Кто его знает?

— Господи… Боже, храни королеву, — почтительно произнес я.

Больше мне вряд ли удастся рассказать вам что-нибудь связное об этой минуте, да и о последующих нескольких часах; я провел их, словно во сне, в ушах у меня звенело: «Сэр Гарри Флэшмен, кавалер Креста Виктории», а вокруг кружились улыбающиеся лица, меня похлопывали по спине, осыпая поздравлениями и лестью — все это из-за Креста Виктории, поскольку вторая награда, как сказал Каннинг, должна была оставаться в секрете, пока я не вернусь в Англию. Вечером в цитадели был большой обед, на котором было в изобилии выпивки, речей, поздравлений и гостей, валяющихся под столами, так что в поезд до Калькутты меня той ночью погрузили в неописуемом состоянии. Я продрых до полудня следующего дня и проснулся с дикой головной болью — мне потребовался весь остаток дня и следующая ночь, чтобы хоть немного прийти в себя, но уже к следующему утру я вполне поправился, так что смог от души позавтракать и почувствовал себя в отличной форме. Сэр Гарри Флэшмен, кавалер Креста Виктории — я все еще с трудом мог в это поверить. Дома все встанут на уши, а Элспет впадет в дикий экстаз оттого, что вдруг превратилась в «миледи», так что будет просто невыносимой по отношению к друзьям и поставщикам, зато благодарной мне — кто знает, может, даже станет верной женой… Я просто купался в счастливых мыслях, радостной улыбкой приветствуя очередной рассвет над уродливым индийским пейзажем, отмечая про себя, что при некоторой доле везения я больше никогда не увижу его, не почувствую его запаха и даже о нем не услышу. А затем, чтобы как-то убить время, я порылся в своем чемодане в поисках что-нибудь почитать и выудил книгу, присланную через Элспет Кардиганом: что же такого мог выбрать мне в подарок этот Медведь-Джим, который меня на дух не переносит?