Дэвид Геммел - Македонский Лев

Левкион вздохнул, потом улыбнулся. — Этого мне вполне хватит, — солгал он.

Левкион развел огонь и оставил Дераю сидеть рядом с ним, а ее мысли были далеко, глаза души смотрели в танцующее пламя.

— Мне нужна помощь, — прошептала она. — Где ты, Тамис?

Огонь возвращал к жизни, языки пламени взметнулись высоко, кружась клубами, и наконец образвали лицо женщины. Дерая подняла руки, мягкий свет просочился из ее пальцев и окружил ее ярким щитом.

— Тебе не нужна защита от меня, — сказало лицо в огне. — И ты больше не можешь вызвать Тамис. Я — Кассандра.

Лицо стало более цельным, окруженное рамкой из искрящихся язычков пламени. Дерая осторожно сняла защитное заклятье.

— Ты — Троянская жрица?

— Когда-то, в очень далекие дни, — ответила Кассандра. — Я предупреждала Тамис о ее безрассудстве. Но она не слушала. Когда Парменион зачал Темного Бога, Тамис была полна отчаяния. Ее душа теперь далеко, разбита, как кристалл, расколота, как луна на воде.

— Ты сможешь ей помочь?

— Нет. Хоть все остальные простили ее, сама себя она простить не может. Возможно, со временем она вернется к Свету. Лично я в этом сомневаюсь. Но что заботит тебя, юная спартанка? Чем я могу помочь тебе?

— Скажи, как сражаться со злом, которое грядет?

— Моим даром при жизни — если это можно назвать даром — было говорить правду, в которую никто не верил. Это было трудно, Дерая. Но я во всем полагалась на волю Истока. Тамис была охвачена гордыней. Она верила, что единственная способна быть тем орудием, что повергнет Кадмилоса. Гордыня — дар не от Истока. Обучая тебя путям Мистерий, Тамис укрепила в тебе чувство такой же гордыни. Мой же совет — не делай ничего. Продолжай исцелять страждущих, любить ближних.

— Я не могу делать этого, — перебила Дерая. — Я достойна такого же порицания, как и Тамис. Я должна хотя бы попытаться исправить всё.

— Знаю, — печально сказала Кассандра. — Тогда используй разум. Ты видела Аиду и ее бесноватость. Ты не думала, что она тоже видела тебя? Если она готова уничтожить персидского ребенка, разве она не ищет возможности — еще более упорно — уничтожить тебя?

— Мы с ней виделись дважды, — сказала Дерая. — У нее недостаточно сил, чтобы одолеть меня.

— Я слышу, как заговорила гордыня, — ответило лицо в огне. — Но у Аиды много слуг, и она может вызывать духов, или демонов, как тебе угодно. У них есть силы. Уж поверь мне, Дерая!

Страх вернулся, и Дерая почувствовала холод со стороны задернутого занавесками окна за ее спиной. — Что я могу сделать? — прошептала она.

— Все, что может сделать человек. Сражаться и молиться, молиться и сражаться. Но если будешь сражаться, то победит Аида, потому что для успешной битвы ты должна будешь убивать, а убийство приносит радость Темному, который прикасается, совращает, меняет.

— Тогда я должна позволить ей убить меня?

— Я не это сказала. Битва между Светом и Тьмой — дело сложное. Следуй своим инстинктам, Дерая. Но я посоветовала тебе использовать разум. Подумай, что понадобится Аиде для того, чтобы ее мечты воплотились в жизнь. Есть один серьезный противник, которого она должна убить.

— Парменион?

— Я слышу, как заговорила любовь, — сказала Кассандра. — Не Парменион. Кто действительно серьезный противник, Дерая?

— Я не знаю. Сколько в мире мужчин и женщин? Как я могу увидеть их всех, проследить их будущее?

— Думай о крепости, с высокими стенами. Неприступной. Где враг пожелал бы находиться?

— Внутри, — ответила Дерая.

— Да, — согласилась Кассандра. — А теперь используй разум.

— Дитя! — прошептала Дерая.

— Золотое дитя, — дополнила Кассандра. — Две души в одном теле, Тьма и Свет. Пока жив дух ребенка, Кадмилос никогда полностью не одержит верх. Есть такая птица, Дерая, которая никогда не вьет гнезда. Она подкладывает яйца в чужие гнезда, рядом с чужими яйцами. Когда птенец вылупляется, он оказывается больше других птенцов, он сталкивает их из гнезда на землю, чтобы те разбились насмерть. И делает так, пока не останется один выживший.

— И Кадмилос вытолкнет душу ребенка? Куда она уйдет? Как я смогу ее защитить?

— Ты не сможешь, моя дорогая; у тебя нет доступа к ней. Когда приблизится момент рождения, душа младенца будет низвергнута в Иной Мир, в Пещеры Аида, в Пустоту. Там она будет гореть ярким пламенем — но недолго.

— Что потом?

— Ее яркий огонь привлечет созданий Тьмы, и они уничтожат ее.

— Должен быть выход! — возразила Дерая, решительно поднимаясь. — Не верю, что всё должно закончиться вот так! — подойдя к окну, она ощутила бриз на лице и попыталась успокоиться.

— Ты говоришь, у меня нет доступа, — сказала она наконец, обернувшись к лицу из огня. — Но у кого он есть?

— Кто же еще, моя дорогая, как не его отец?

— И как Парменион попадет в Иной Мир?

— Через смерть, Дерая, — просто ответила Кассандра.

На протяжении недель слова Кассандры возвращались, терзали и мучили Дераю, но как бы сильно она ни пыталась, у нее не получалось вновь вызвать огненную женщину.

— Наверное, она была демоном, — предположил Левкион, когда Дерая наконец обо всем поведала ему.

— Если бы была, — ответила Дерая, — то я бы тогда смогла легко избавиться от ее слов. Нет, Левкион, она не была демоном. Я бы почувствовала зло. Что же мне делать?

Воин пожал плечами. — Беды всего мира — не твое дело, Дерая. Пусть другие идут на эту битву. Я очень мало знаю пути богов. Они — по счастью — очень мало заинтересованы в моей судьбе, и я со своей стороны стараюсь их беспокоить как можно реже. Но они наверняка должны будут озаботиться приходом этого… Духа Хаоса?

— Ты не знаешь всей истории — и я не расскажу тебе, — ответила Дерая, — но Тамис и я сыграли решающую роль в приходе зла. Кассандра дала мне такой же совет, как ты. Но разве ты не видишь, почему я не могу принять его? Я живу, чтобы исцелять. Я служу силе Гармонии. Как я смогу жить оставшиеся годы, зная, что это я привела в мир такой ужас?

Левкион покачал головой. — Некоторые ошибки исправить невозможно. Но даже если так, госпожа, зачем ты коришь себя? Ты не собиралась делать работц Тьмы.

— Нет, не собиралась, — согласилась она. — Но меня вырастили в Спарте, Левкион, а ни один спартанец не покинет битву, пока не победит — или пока он не будет лежать мертвый на своем щите. У младенца должен быть шанс выжить. Кассандра говорит, если душа его будет жива на момент рождения, то Кадмилосу придется делить тело с ним. Это даст нам шанс исправить ребенка, держать Дух Хаоса в узде.

— Но для этого должен умереть мужчина, которого ты любишь, — заметил Левкион. Дерая закрыла глаза, ничего не ответив. — Я не завидую тебе, — сказал воин, — однако вижу, что тут есть противоречие. Кассандра говорит, что не должно быть убийств, иначе ты тем самым служишь Тьме, но чтобы победить — хоть и временно — ты должна убить Пармениона. В этом нет смысла.