Пол Андерсон - Королева викингов

— Ты понимаешь меня, — прошептал Хокон. — Ты, единственный из всех людей в мире, полностью находишься на моей стороне.

Когда Аринбьёрн возвратился в Сигнафюльки с новостями, Эгиль воспринял их с великим гневом.

Вскоре Аринбьёрн позвал своего гостя в комнату, где уже дожидалось несколько свидетелей. Он открыл сундук и вынул оттуда сорок марок серебра.

— Эти деньги послужат тебе, Эгиль, заменой имущества Льота Желтолицего, — сказал он. — Мне кажется, что с моей стороны будет справедливо отдать их тебе за то, что ты сделал для моего родственника Фридгейра, да и для меня самого, когда спас его от Льота. Я знаю, что ты сделал это ради меня. Так что именно мне надлежит следить за тем, чтобы твои права не были ущемлены.

Эгиль с великой благодарностью принял деньги. После того он и его друг были очень веселы. Они решили отправиться в викинг на следующее лето и не откладывая принялись готовиться к походу.

Свет заходящего солнца прорывался красными пятнами сквозь серо-бурые, как волчья шкура, тучи. Залив Турсо бурлил, как кипящий котел, море за мысом яростно ревело, волны непрестанно разбивались о скалы и рифы, взметая высокие снопы брызг. С востока наползала темнота; она уже доставала до длинного дома Арнфинна и стоявших подле него строений. Рагнхильд Эйриксдоттир стояла за изгородью, неподалеку от причала, где на песке лежали лодки, а под навесами были укрыты корабли.

Рядом с Рагнхильд стоял раб по имени Хет. Двое дружинников ее мужа, опираясь на копья и негодуя про себя, гадали, когда же госпожа решит все же уйти под крышу. Конечно, все они привыкли к непогоде, но нынешняя буря и впрямь была довольно сильной. Они не слышали, о чем разговаривали эти двое, ибо ветер уносил слова в морскую заверть. Кроме того, разговор шел наполовину по-гэльски, а этим языком владели очень немногие из норвежцев, обитавших в Кэйтнессе.

— Значит, ты понял, что и как тебе нужно сделать завтра ночью? — спросила Рагнхильд.

Хет несколько раз сглотнул, прежде чем ответить.

— Я… я надеюсь, что понял, госпожа. — Она с трудом разбирала его слова в вое ветра.

Она пристально посмотрела на него из-под капюшона плаща. Он наполовину затенял ее лицо, но глаза, в которых отражался умирающий свет, блестели и казались больше.

— И ты понимаешь, если у тебя не получится или, хуже того, если ты предашь меня, какая беда случится не только с тобой, но и с твоей сестрой?

— У меня получится, получится! — выкрикнул он. Веснушчатый, с нежной кожей, Хет казался моложе своих пятнадцати или шестнадцати зим. Его завернутая в донельзя истрепанное — заплата на заплате — сукно фигура была худощавой, но жилистой.

— Хорошо. — Суровое выражение лица Рагнхильд сменилось улыбкой. Она вынула руку из-под плаща и чуть ли не прикоснулась к рабу. — Я верю тебе, Хет, о да, верю. А ты верь мне. И ты, и Груач получите свободу, получите лошадей, на которых уедете, и еду, которой вам хватит, чтобы доехать домой и обосноваться там.

Она подчиняла его себе, бросая то слово, то два, каждый раз, когда ее никто не мог подслушать. Как хозяйка земель Арнфинна, она будет управлять ими, пока с островов не прибудет один из его братьев. Как христианка, она почтит память мужа не языческими жертвоприношениями, а отпустив на волю того, с кем он обращался жестоко, но кто тем не менее хорошо служил ей .

Все знали, что Хет был предан ей сильнее, чем любая собака. Однажды, улучив момент, когда Арнфинн был, как обычно, пьян и пребывал в добродушном настроении, она упросила мужа отдать ей этого раба, чтобы тот служил ей на посылках, ухаживал за ее лошадью и вообще занимался всякой всячиной, которая ей заблагорассудится. Да, она проводила, возможно, слишком много времени, выпытывая у раба подробности о его родине, но ведь это помогало ей разгонять скуку, и она уже не так часто хандрила. Она же хорошо знала, что любое знание могло когда-нибудь пригодиться. Никто не мог заподозрить ничего дурного: жена хёвдинга и ее раб никогда не оставались наедине.

Однако, хотя они все время пребывали в поле зрения, их разговоры все чаще и чаще делались никому не слышными. Впрочем, на это никто не обращал внимания. В конце концов, кто такой этот Хет? Простой парень, наполовину пикт, которого Арнфинн поймал несколько лет назад вместе с его младшей сестрой. Это случилось, когда Арнфинн решил огнем и мечом покарать жителей центральных частей острова за то, что те взялись угонять его скотину. Девчонку заставили выполнять всякую тяжелую работу по дому. Позже, когда она доросла до женского возраста, Арнфинн порой брал ее себе на ложе или предлагал гостям. Впрочем, это случалось нечасто, так как она была грязнулей, да и не была хороша собой. Хет поначалу ходил за скотиной, и продолжалось это до тех пор, пока новая жена Арнфинна не поговорила с ним несколько раз. Видимо, она почувствовала к нему симпатию, подобную той, какую испытывала к некоторым из лошадей и собак своего мужа.

Хет снова сглотнул.

— Я… прости меня, госпожа, но… Это будет замечательно, если ты отправишь Груач домой, но я… я не уверен, что захочу покинуть тебя…

Рагнхильд вскинула ресницы.

— Об этом можно будет поговорить позже, — мягко, чуть ли не нежно ответила она и добавила, вздохнув: — Ну, а теперь, пожалуй, лучше будет вернуться в дом.

«Капельки доброты, проявленной к такой вот мерзости, может хватить надолго», — подумала она. А потом… Окружавшие не замечали рассеянных взглядов, мягкого голоса, которым она разговаривала с ним, легких прикосновений кончиками пальцев. Они не думали, к каким последствиям может привести не слишком тщательно наброшенная одежда госпожи, когда она идет из бани, и другие подобные мелочи. Безмозглые чурбаны, вот кто они все такие.

Она еще раз вздохнула и побрела к длинному дому. Стражники потащились следом. Хет умчался в сарай, где спал с такими, как он.

Когда она открыла дверь, огонь в очаге метнулся от порыва ветра. Арнфинн, давно уже пьяный, сидел на своем возвышении.

— A-а, явилась! — рявкнул он. — Что, ради всех троллей ада, ты делала там так поздно в такую поганую погоду?

— Дышала свежим воздухом, — усталым тоном ответила она. — И еще я думала о том, что нужно будет приказать моему рабу по поводу завтрашних приготовлений.

Муж смерил ее похотливым взглядом.

— Погоди, сейчас я заставлю тебя думать кое о чем получше. — Его вырвало прямо под ноги.

Во мраке закрытой плотным пологом кровати она не просто терпела то, что называлось супружескими ласками, нет, она еще и вертела бедрами, и постанывала.

— Ну вот, видишь, я всегда знаю, как ублажить тебя, — проговорил он сквозь икоту, скатился с жены и сразу же заснул. От него воняло пивом и застарелым потом. Он оглушительно храпел.