Пол Андерсон - Королева викингов

Младший облизал губы.

— Честно говоря, господин, я хотел бы женщину для моего ложа, пока буду находиться здесь. Это единственное, чего мне не хватало, пока мы плыли на юг.

Да, он похотлив, подумал старший Хокон, однако мог быть и мудрым не по годам. Король повернулся к жене:

— Гида, ты могла бы позаботиться об этом? Пусть это будет служанка, а не рабыня, свободнорожденная и… и по ее собственному желанию.

— Я буду хорошо обращаться с нею, мой господин и моя госпожа, — пообещал молодой Хокон.

— Она получит также благодарность и от меня, — сказал король, — и кое-что сверх того… за то, что доставит удовольствие сыну человека, который сделал его тем, кем он стал, давал ему мудрые советы, помогал во всем и все время стоял рядом, обеспечивая несокрушимую поддержку.

Щеки Гиды густо покраснели, она закусила губу, но кивнула. Когда она удалилась, ее муж сообразил — хотя и слишком поздно, — что заставил королеву делать то, что было ниже ее достоинства.

Однако она вскоре присоединилась к нему на возвышении. Хокон Сигурдарсон сидел напротив, на месте для почетного гостя. Остальные гости теснились на скамьях. Засуетились женщины, разнося пиво, и разговоры постепенно оживились.

— Что происходило за последнее время на юге? — спросил король.

Ему ответил сидевший поблизости законоговоритель:

— Несколько дней назад три военных корабля прошли мимо Лидандиснесса; только три, но это были драккары. Они были первыми в этом году и шли, должно быть, из Дании. Вероятнее всего, из Ютланда, ибо, выйди они из Сканею или Зеланда, их заметили бы с берегов Викина. Подали сигнал снарядить сторожевые корабли, но к тому времени драккары уже скрылись.

Хокон Сигурдарсон, внимательно слушавший говорившего, наклонился вперед.

— Не могли ли то быть Эйриксоны? — громко спросил он.

Король Хокон почувствовал внезапный прилив ярости. Вовсе не к этим проблемам хотел он вернуться домой.

— Почему ты так решил? Ведь они ничего не делали? — рявкнул он.

— Возможно, они желают убаюкать бдительность норвежцев, — задумчиво ответил его тезка. — У твоих королей Трюггви и Гудрёда за последнее время было просто-таки до странности мало всяких тревог, не так ли?

— Я уже по горло сыт людьми, готовыми пугаться чего угодно, словно цыплята. Нет, больше чем по горло.

Гида легко коснулся руки мужа.

— На самом деле все хорошо, — сказала она ему, — не считая того, что я сильно соскучилась по тебе. — Ее лицо прояснилось. — Я жду не дождусь, пока ты увидишь нашу дочь. Маленькая Тора — как она подросла! Веселая и хорошенькая… — Впрочем, этот разговор не годился для мужского общества. — В любой момент, когда только ты пожелаешь. Она будет так рада…

Обстановка в зале становилась все веселее. Пухленькая молодая женщина поднесла Хокону Сигурдарсону наполненный рог. Наклонившись так, чтобы он видел ложбинку между грудями, она негромко, но без робости заговорила с ним.

Он рассмеялся.

— Значит, это ты? Как тебя зовут? Торгерд? Ну, какое же удачное имя!

— Почему?

— Торгерд Невеста Могилы — моя покровительница.

Король Хокон краем уха слушал этот разговор. На севере ему несколько раз довелось слышать о Торгерд Невесте Могилы. Одна из малых богинь, валькирия, призрак или кем там еще она могла быть… Да, в своих видениях или снах трондские парни вполне могли видеть нечто такое, что могли счесть за образ своего небесного покровителя, так же как христиане верили в помощь какого-нибудь святого.

— Садись, — сказал молодой Хокон. — Раздели это место со мной и будем пить вместе. — Он обнял ее за талию одной рукой и прижал к себе. — А потом займемся еще чем-нибудь.

Девица захихикала.

Он язычник до мозга костей, подумал король. Ну и хорошо, значит, он никогда не изменит Христу.

— Ты вдруг погрустнел, мой господин, — послышался рядом ласковый шепот.

Король очнулся от своих мыслей.

— Нет, нет. Просто вспомнил кое о чем. — Он расслабил лицо, чтобы улыбка получилась более естественной, поднял повыше кубок и громко произнес: — Этот день — для веселья!

— О, да! — шепотом воскликнула Гида.

Внезапно он ощутил исходившее от нее тепло, схожее с жаром от пригасшего, но все еще теплящегося очага. Его взгляд пробежал по ее округлой груди, спустился к бедрам, вернулся к полуоткрытым губам и задержался на глазах с трепещущими ресницами. Да, осознал он чуть ли не с удивлением: как же хорошо будет, когда нынче ночью они останутся одни.

Ни одна иная женщина, кроме матери, никогда еще не питала к нему истинной любви.

В конце концов король Харальд Синезубый снова набрался решимости. Многие люди долго исподволь убеждали его — Гуннхильд, ее сыновья, ее братья, датчане, надеявшиеся завоевать славу и богатую добычу, священники, убеждавшие короля в том, что, пока жив Хокон-отступник, вера не сможет укрепиться в северных землях. Он и сам желал отомстить и показать миру свое могущество, а также думал о богатой дани, которую будет получать, о том, что, имея норвежцев в союзниках, ему легче будет удержать немецкого императора к югу от Датской стены. И потому согласился на третье нападение, в котором должно было участвовать множество судов и поистине огромное войско. Датчан должны были возглавить Ольв Корабельщик и Эйвинд Хвастун, а их племяннику Харальду предстояло вести своих братьев и воинов, которые все эти годы следовали за ними.

Гуннхильд советовала тщательно следить за тем, чтобы сведения о готовящемся походе не просочились за море преждевременно. Каждый вождь должен был внимательно проследить за тем, чтобы его собственное войско было готово двинуться в путь по первому же сигналу. Если воины будут считать, что предполагается новый викинг, просто более мощный, чем обычно, то истинную цель похода удастся надежнее сохранить в тайне. От датских бондов требовалось только быть готовыми погрузиться на корабли, которые будут ожидать их. Когда же придет время, ни одного торговца, ни датчанина, ни иноземца, не выпустят из пределов Дании, пока флот не соберется под прикрытием острова Хлесею в проливе Каттегат и не двинется к берегам Норвегии.

В имении Харальда Эйриксона все еще было спокойно, когда Гуннхильд отправилась к Берси, местному кузнецу. Она исподволь наблюдала за ним все эти годы. Самого низкого происхождения, неженатый, уродливый и неприветливый, как тролль, он совершенно терялся, не зная, как себя вести или даже что думать, когда королева время от времени то мельком улыбалась ему, а то и одаривала его приветливым словом. Иные же ее слова, произнесенные как бы между прочим, как будто морозным ветром обдували эту чуть начинавшую оттаивать душу и вновь замораживали ее в той форме, которая требовалась Гуннхильд. Ибо до него доходили слухи о том, что королева владеет колдовскими знаниями, ну а крещение не привнесло никаких изменений в мысли этого человека. В определенные дни он но ночам выходил в одиночестве на пустошь и разжигал там костер, казавшийся издали маленьким красным огоньком. Он хранил под соломенным тюфяком громовую стрелу. [37] Громовые стрелы (фульгуриты) — небольшие ветвистые трубочки, образующиеся от сплавления песчинок при ударе молнии в песок. В народе также шептались, что он нашел ее в одном из дольменов и теперь, оставаясь один в темноте, разворачивал стрелу и поклонялся ей.